Дорога ярости. Как Джордж Миллер создавал культовую постапокалиптическую франшизу

«Джордж обладал потрясающим визуальным чутьем и научил этому меня. Поскольку у нас было мало денег, к моменту начала съемок сценарий должен был быть готов не менее чем на 95 процентов. Так что я работал не только над диалогами, но и над другими драматургическими элементами. Я помню, что мы писали одну конкретную сцену и, должно быть, переделывали ее раз пятьдесят. Речь шла о покрышке, катящейся с холма. Мы всегда начинали так: окей, вот эта покрышка скатывается с холма на глазах у зрителей. У нас ушли недели, чтобы определиться, как будет выглядеть одна эта сцена».

Одна из претензий, предъявляемых всем фильмам о «Безумном Максе» начиная с первой части, касается предполагаемой логической ошибки в основной идее. Если действие происходит в футуристическом мире, где самым дефицитным и ценным товаром является бензин, почему персонажи проводят так много времени, разъезжая на машинах, поглощающих топливо? Почему бы не использовать способы передвижения, которые не тратят бензин – самый ценный ресурс и валюту, настолько необходимую для выживания?

Однако если использовать эту предполагаемую неправдоподобность для критики вселенной «Безумного Макса», несомненно, стоит применить ее и к нашей собственной реальности. Не так уж и безумно размышлять об обществе, в котором демонстративное потребление дефицитного товара обеспечивает более высокий статус. В некотором смысле мир, в котором мы сейчас живем, именно таков. Да, это нелогично, но люди довольно часто пренебрегают логикой. Миллер, Кеннеди и Маккосленд рассматривают фанатичную австралийскую автокультуру (конечно, с точки зрения высокой смертности на дорогах) как часть человеческого поведения: абсурдную и бессмысленную. Такое отношение присутствует и на экране. Через несколько секунд после начала «Безумного Макса» зрители видят желтый знак, сообщающий о пятидесяти семи погибших на дорогах за год. Это отрезвляющая прелюдия к появлению Ночного Ездока, называвшего себя «начиненной бензином машиной смерти», – маньяка, буквально облизывающего губы при мысли о том, что его автомобиль переедет ребенка.

В те времена Миллер с Маккослендом не могли и догадываться, что подобная чрезмерная страсть к автомобилям будет приобретать все более экстремальные формы по мере выхода новых частей «Безумного Макса». Первый фильм представляет автолюбителей как безмозглых «бензоголовых». Второй, «Воин Дороги», показывает мир, в котором человеческое поведение стало настолько безрассудным, что привело к ядерному апокалипсису. В третьем фильме, «Под куполом грома», предлагается разумное решение проблемы чистой энергии: вся энергосистема города работает на метане, полученном из свиного навоза, но после различных споров и борьбы за власть завод, производящий метан, был уничтожен.

А в четвертой, самой экстремальной части – «Дорога ярости», – автомобили выполняют почти религиозные функции. Рулевое колесо – это символическая подставка для креста. Фразы вроде «такой блестящий, такой хромированный» произносятся как молитвы Святому Духу. Лидер этого ущербного мира, злодей по имени Несмертный Джо, обещает своим последователям, что они обретут загробную жизнь, войдут «во врата Валгаллы». А жемчужные двери в рай здесь – не что иное, как въезд на парковку.

Со временем «Безумный Макс» утратил часть своей критической остроты – ведь его ярыми фанатами стали те самые мотоголовые и хуны[12], кого по-своему обличал фильм. А все потому, что Миллер, Маккосленд и Кеннеди не просто выработали свой осмотрительный и ироничный подход к предостережению аудитории о дорожной бойне, но и сумели правильно упаковать это с точки зрения структуры повествования.