Дорога яви

— Да… То есть, нет… Пока нет… Я не знаю! — воскликнула вдруг Кела и заговорила быстро-быстро: — Я все понимаю, я чувствую не так, как все, я это знаю! Меня в деревне даже дурочкой из-за этого считали, только родители меня утешали, говорили, что я умная и славная. Но они тоже — понимаешь, Кира? — они тоже понимали, что со мной что-то не так! Они жалели меня! А знаешь, что может быть хуже жалости людей, которых ты любишь? НИЧЕГО! Ничего не может быть хуже жалости людей, которых ты любишь… — Голос Келы дрогнул, девушка выразитель всхлипнула. — Мне бы только одним словом, ну хоть полсловечком перемолвится с кем-нибудь знающим… Но за четыре недели я никого так и не встретила.

— Ну конечно, как ты могла кого-то такого встретить? Настоящие маги на проселочных дорогах не валяются, — попыталась утешить свою случайную спутницу Кира. — Да и четыре недели — это же почти ничего для настоящего странника.

Кела снова всхлипнула, потерла нос рукавом.

— И потом, тебе и вправду не стоило уходить из дома, — продолжила Кира. — Рано или поздно какой-нибудь маг сам явился бы за тобой… Если ты и в самом деле особенная.

Слово «особенная» получилось с усмешкой.

— Я не сразу поняла, что я особенная, — не заметив этого, ответила Кела. — Сначала я не понимала… Просто удивлялась, когда деревенские мальчишки ломали прутья и ради шутки гоняли ими гусей. Это же неправильно… Нет, дереву не больно, деревья не чувствуют боли, но это не правильно, и все! Когда коза траву щиплет или когда люди хлеб жнут — это правильно. А когда просто так, походя травину какую обрывают или лист дерева… Я помню, как меня мама ругала: мне надо грядку полоть, а я стою над сорняком и не могу его выдернуть. И понимаю, что надо, а не могу. Что-то в нем такое… То же, что и во мне. С животными я не очень лажу, но мне нравится разговаривать с ними. Если постараюсь, они меня понимают… Мне так кажется. Знаешь, Кира, я, когда маленькая была, со всем разговаривала: с животными, с травой, с деревьями, с водой в колодце, с солнцем… Я слышала, как солнце пело. Особенно на рассвете: знаешь, такой протяжный, глубокий гул… Я и сейчас слышу все это. Солнце, землю, речку… Лягу на луг, раскину руки — и лежу, слушаю, как растет трава, как протискиваются между комьев земли корешки, как мелочь всякая копошится… Лежу я так — час, два — и чувствую, что не надо никуда идти, можно просто вот так вот лежать, и все будет хорошо, потому что… Потому что нет меня как будто бы в этот момент. Земля — такая большая, тяжелая, есть. Трава есть, насекомые… А меня нет. И вот когда я дохожу до этого состояния… — Кела запнулась снова и вдруг разревелась окончательно. — Я понимаю, это глупо звучит, но я вдруг начинаю чувствовать, как меня переполняет окружающий мир! Какая-то нечеловеческая сила из ниоткуда! Она накатывает на меня изнутри, на меня и как будто бы и не на меня, а на весь мир. Но когда я пытаюсь сделать что-то — что-то совсем незначительное! — у меня ничего не получается! — Сквозь слезы она говорила. — Кира, я просто не могла там больше оставаться! Мне казалось, стоит мне только уйти — у меня начнет получаться выпускать эту силу, творить что-то! Но у меня… У меня ничего не получается… Я даже толком не знаю, что должно получаться-то… Может быть… Может быть, Кира, они все правы… Может, я просто деревенская дурочка и все выдумала…

Кира положила ладонь на плечо менестрельки.

— Пошли, дурочка, — сказала она. Слово «дурочка» получилось ласковым. — Вон твой пруд виднеется, умоешься. И вообще, ночь на дворе давно. Давай-ка устраиваться на отдых. Завтра на свежую голову решим, что будем делать дальше.

Кела понятливо закивала. Разглядев в темноте пруд, сбегала к нему, торопливо умылась — опасалась, что наемница передумает и куда-нибудь денется. Но Кира никуда не делась: она даже не прошла вперед, стояла на дороге и ждала спутницу. Провести остаток ночи она собиралась где-нибудь неподалеку, только не в низине у озера. Когда же Кела вернулась, наемница указала на крохотную рощицу на обочине дороги. Дальше дорога пересекала большак и, втискиваясь между могучих рослых деревьев, уходила в лес. Место было подходящее: по утру можно будет идти в любую сторону, что бы они ни решили.

— Переночуем там! — сказала Кира.

Кела была согласна со спутницей: действительно, место было неплохое. Но как только девушки приблизились к роще, послышался негромкий шум и конское ржание. Потом из зарослей — словно из самого мрака — показалась необычно узкая, продолговатая лошадиная голова, затем шея со знатной гривой и грудь. Лошадь была светлой масти, ее было хорошо видно. Кира покрутила головой в поисках огонька — они ведь могли быть не единственными, кто решил заночевать в роще сегодня. Было бы неплохо пристроиться к чьему-нибудь костерку: добрые люди не погонят…

Ни малейшего огонька видно не было. Кира прислушалась: нет, роща была тиха, насколько может быть тиха роща ночью. То есть, ничего, кроме звуков природы, наемница не услышала.