Дорога из Освенцима

Сидящий за столом офицер переворачивает лист бумаги и указывает на пунктирную линию. Буквы над линией напечатаны кириллицей. И вновь, как не раз случалось в ее молодой жизни, она стоит перед выбором: пойти по узкой дорожке, лежащей перед ней, или принять смерть.

Офицер протягивает ей перо, а затем бросает скучающий взгляд на дверь в ожидании следующего. Он всего лишь выполняет свою работу.

Трясущейся рукой Силка подписывает листок.

Ее выводят из тюрьмы и заталкивают в грузовик, и тут она понимает: зима прошла, весны как не бывало и на дворе лето. Солнечное тепло как бальзам для ее промерзшего, но все еще живого тела, однако от этого сияния больно глазам. Силка не успевает еще привыкнуть к яркому свету, как грузовик резко останавливается. Перед ней возникает красный вагон поезда для перевозки скота.

Глава 2

Поезд в Воркутинский лагерь, Сибирь, в 160 километрах к северу от Северного полярного круга,

июль 1945 года

Пол закрытого железнодорожного вагона устлан соломой, и каждая узница пытается выкроить себе местечко, чтобы сесть. Голосят пожилые женщины, плачут младенцы. Звуки женского страдания. Силка надеялась, что ей не придется больше их слышать. Поезд часами простаивает на станциях, и горячее солнце превращает теплушку в печь. Ведро воды, принесенное на всех, вскоре иссякает. Младенцы заходятся в крике, старухи раскачиваются из стороны в сторону, словно в трансе. Силка прижалась к стенке, с жадностью вдыхая струйки воздуха, просачивающиеся сквозь крошечные трещины. К ней сбоку прислонилась какая-то женщина, с силой навалившись на ее колени. Силка не отталкивает женщину. Не имеет смысла бороться за место, которого нет.

Наступает ночь. Состав рывком трогается с места, и локомотив натужно силится увезти подальше от Кракова неведомое число вагонов, лишая Силку надежды вернуться домой.

Итак, сидя тогда в том блоке в другом месте и ожидая решения своей участи, она на миг позволила себе понадеяться. Как она только посмела?! Ей предначертано быть наказанной. Может быть, она это заслужила. Но под стук вагонных колес она дает себе клятву, что никогда и ни за что не попадет снова в такое место, как блок 25.

Должны найтись другие способы остаться в живых, помимо того, когда оказываешься свидетелем стольких смертей.

Узнает ли она когда-нибудь о том, удалось ли спастись ее подругам, вывезенным из лагеря? Они должны были спастись. Ей невыносимо думать о другом исходе.

Под перестук колес дети засыпают, но вскоре тишину нарушает вопль молодой матери, держащей на руках исхудавшего ребенка. Ребенок умер.

Силка удивляется: что же совершили другие женщины, чтобы попасть сюда? Они тоже еврейки? Как она поняла из разговоров, большинство женщин в тюрьме не были еврейками. Куда же их везут? Как ни странно, Силке удается заснуть.

От резкого торможения поезда женщин разметало по теплушке. Кто-то ударяется головой, кто-то ногой, слышны крики боли. Силка удерживается на месте, схватившись за женщину, которая ночью прислонялась к ней.

– Приехали, – говорит кто-то.

Но куда приехали?

Силка слышит, как опять с лязгом открываются двери первых вагонов, но никто не выходит. Потом раздвигаются двери их вагона. И снова в глаза Силки бьет яркий солнечный свет.

Снаружи стоят двое мужчин. Один протягивает женщинам ведро воды. Второй швыряет внутрь несколько буханок хлеба, после чего задвигает двери. Их снова окутывает полумрак. Начинается потасовка за кусок хлеба. Слишком знакомая Силке сцена. Вопли все усиливаются, пока наконец не встает пожилая женщина, подняв руки и ничего не говоря. Даже в полумраке ее внушительная поза заставляет всех замолчать.

– Будем делиться, – произносит она властным голосом. – Сколько у нас буханок?

Поднимаются пять рук, по числу буханок хлеба, которые надо разделить на всех.

– Отдайте одну детям, а остальные поделим. Если кому-нибудь не достанется, в следующий раз они получат хлеб первыми. Согласны?

Женщины начинают отламывать от буханки по маленькому кусочку, передавая хлеб матерям. Силка остается без хлеба. Она расстроена. Она считает, что неразумно давать еду детям, если их отправят в место, аналогичное тому, где она была. Это будет понапрасну. Она понимает, что мысль эта ужасная.

Состав несколько часов стоит на месте. Женщины и грудные дети снова затихают.

Тишина вдруг нарушается криками какой-то девочки. Женщины рядом с ней пытаются успокоить ее, выяснить, что случилось. Она рыдает, подняв окровавленную руку. Силка видит это в мерцающем свете, проникающем сквозь щели в стене теплушки.

– Я умираю.

Находящаяся рядом женщина смотрит вниз на кровь, которой запятнано платье девочки.

– У нее месячные, – говорит она. – С ней все хорошо, она не умирает.

Однако девочка продолжает рыдать.

Сидящая рядом с Силкой девушка, чуть моложе ее и в таком же летнем платье, поднимается с пола со словами:

– Как тебя зовут?

– Ана, – хнычет девочка.

– Ана, я Йося. Мы позаботимся о тебе, – говорит она, окидывая взглядом теплушку. – Правда?

Женщины одобрительно бормочут.

Одна из них обхватывает ладонями лицо девочки и придвигается к ней: