Дорога из желтого кирпича (СИ)

В общем, вроде бы я на это забил. Но Птицу после того случая как-то лучше понимать стал. Не казалось мне уже это все таким диким. Я на переменах издали посматривал, как они с Нарядным у окошка стоят. Вроде за Ромкой приглядывал. По крайней мере, я себе так это объяснял. Но только, что за ним приглядывать? Я ему не отец, да и он тоже не маленький. Так что, если честно, никаких уважительных причин для наблюдения у меня не было. Просто так пялился. И, в конце концов, за собой странную вещь замечать начал. Вот, казалось бы, смотрю на них обоих, а вижу в основном Влада. Красивый он, конечно, зараза, ничего не скажешь. Высокий, фигура подтянутая, спортивная, плечи прямые. Голова гордо посажена. Волосы эти его… Густые, длинные. Потрогать так и тянет. Если бы у какой-нибудь девчонки такие были, я бы в нее точно влюбился. Глаза тоже удивительные. Они, когда Влад спокоен, цветом как пыльная трава. Но если он злится, радуется или еще какие-нибудь сильные чувства испытывает, сразу зеленеют. Тоже как трава, но только после дождя. Красивые, в общем, глаза. И на лицо он тоже очень даже ничего был бы, если бы не мазался так. В общем, как дебил на него глазею, и, представьте себе, зрелище мне это не надоедает. И ощущение время от времени появляется, что я по желтой дорожке все дальше и дальше иду, а что там меня ждет, представления не имею. Маковое поле, летучие обезьяны или еще какая-нибудь хрень.

Ромкины шашни с Нарядным народ, понятно, со временем заметил. Другому бы проходу не дали, но это ж Птицу знать надо. Его ведь все любят, и девчонки, и парни. Так что, все довольно снисходительно к этой истории отнеслись. Нашлось, конечно, несколько уродов, которым кое-что разъяснить пришлось. Ну, я и разъяснил. У меня это хорошо получается, доходчиво.

А у Ромки с Владом уже все по-взрослому. Птица у него ночевать остается. Не так, что бы все время, но часто. Я, когда узнал, расстроился. Я надеялся, что до койки у них все-таки не дойдет. Казалось бы, мне-то что? Но какую-то обиду чувствую. И даже, кажется, немного ревность. Почему – не знаю. Наверное, неприятно мне стало, что я у Ромки уже не на первом месте. Хотя это странно. Никогда раньше друзей к их девчонкам не ревновал. Дружба – дружбой, любовь – любовью, чего их смешивать? Может, это потому, что Влад – парень? Граница от этого как-то стирается, вот такая фигня и выходит. Наверное, так.

Это чувство я, конечно, задавить постарался. Ничего, вроде бы получилось. Но я тут же себе новую головную боль нашел. Переживать начал, не собирается ли Влад Птицу моего бросить. А что, уже два месяца встречаются, по его стандартам – давно пора. А теперь, когда у них так серьезно все стало, Ромке вообще хреново будет. Типа ответственность чувствую, это же я их вместе свел.

В декабре у Ромки днюха. Отмечали, конечно, в общаге. Я же говорил, что у нас с ним друзей полно, так что гостей много было, еле в нашей комнате все поместились. А танцевать у соседей пришлось. Нарядный, ясное дело, тоже приглашен был. Пришел во всей боевой раскраске, в полном своем металлическом великолепии и с веником темно-красных роз. Символ страстной любви, скажите пожалуйста. Я немного побаивался, что они с Птицей выпьют и при всех друг на друге виснуть начнут, но ничего такого. Хоть и поддали слегка уже, но ведут себя прилично. Сидят рядышком, как воробьи на ветке. Только переглядываются иногда. В общем, народ шокирован не был.

Я, понятно, тоже уже намахнул грамм триста. И чувствую, эти их переглядки меня раздражать начинают. Злюсь, в основном, на Влада. Ну не хочется мне, чтобы он рядом с Ромкой сидел и смотрел на него. До того не хочу, что просто готов его за руку из-за стола выдернуть и куда-нибудь подальше увести. Вот с какой стати, а? Ну, мне, поддатому, особых мотивов не требуется. Так что, выбрал я момент и пригласил Влада покурить выйти. У нас, вообще-то, народ в комнатах запросто дымит, хоть и запрещено это. Но только не в нашей. Птица сам не курит и всех на этот счет жестко построил. Меня, конечно, в первую очередь.

Вышли мы. У нас в общаге на каждом этаже курилка, он сразу к ней и направился. Но я его за рукав придержал, пойдем, говорю, на этаж спустимся. В нашей, мол, битком все, наверное. Спустились. В курилку зашли. Я и сигареты доставать не стал. К стеночке его потеснил, рукой в нее рядом с его головой уперся, внимательно так смотрю. Он тоже смотрит. И улыбается. Той самой улыбкой, хорошей. Я уже давно заметил, что улыбки у него как бы две. Одна – сухая, фальшивая – для всех. И другая – для немногих. Вот такая, как эта: добрая, теплая, веселая. Ромке он так улыбается, может, еще кому, не знаю. Но и мне тоже! Что же это выходит, я для него «не все», отличаюсь, значит, от остальных? У меня от этих мыслей даже в голове слегка помутилось. Хотя, если честно, от алкоголя там и так уже довольно мутно было.

- Ну-ка, – говорю, – отвечай, что ты о Ромке думаешь, и какие у тебя на его счет намерения.

Он спокойно стоит, расслабленно, к стене прислонился.

- О чем ты, Паш? Что тебя не устраивает?