Дорога к людям

Дивизион вышел из окружения. Его офицеры получили новые назначения. Перед их строем майор Фарафонов прощался с теми, кто обязан ему спасением и воинской честью. Все испытывали чувство огромного уважения к этому человеку: он стал для них первым учителем на войне. Вскоре они узнали, что майор погиб смертью храбрых в бою под Новоград-Волынском.

Так началась для Петрова война. Так начались бесконечные дни и ночи, наполненные неизвестностью и тревогой, новые и новые бои в окружении до самого Днепра и дальше, дальше, и отчаянно смелая атака у моста через реку Сулу, и внезапный ответный удар немцев, и снова болото под жестоким вражеским огнем. И рядом трупы, умирающие умоляют добить их, и ты не можешь поднять головы, в тебя бьют и бьют с высокой дамбы. Так прошло несколько часов, прошла ночь, в болоте, в сентябрьской воде.

И Петров решил, что с него довольно, ждать смерти недостойно солдата, он сам должен овладеть положением, пусть даже безвыходным.

— Есть живые? — крикнул Петров, и болото ответило молчанием. Тогда он поднялся, побежал зигзагами, и кто-то живой поднялся за ним. Петров кричал, чтобы тот не ложился, ни за что не ложился, лежачего немцы добьют. В укрытии двое живых отдышались, потом обнаружили еще двух молоденьких офицеров, только что с курсов, искавших свою часть, еще не знакомых с настоящей войной.

И теперь Петрову пришел черед выводить людей из окружения, быть старшим, быть строгим в опасности, каким был майор Фарафонов. И он вывел людей из вражеской петли, наталкиваясь на немцев на каждом шагу, даже совершая налеты на них и захватывая трофеи в виде компаса, карты, провианта, оружия.

В ходе войны вышло так, что Петров, служивший в корпусной артиллерии, был определен затем в истребительную противотанковую артиллерию Резерва Главного Командования. Это — служба особого рода. Противотанкистов РГК, как правило, перебрасывали туда, где назрел зловещий кризис, где врагу удалось опрокинуть наши части, где нет уже реальных сил для отпора и только подоспевшие батареи огнем с открытых позиций могут спасти положение, — в одиночестве, без поддержки пехоты, один против лавины вражеского наступления.

И лейтенант Петров всем складом своей натуры, самообладанием и бесстрашием, быстротой мысли и действия как будто рожден был для службы в этих войсках.

Перелистываю страницы записей и вижу снова и снова, как Петров, опережая пехоту, выходит к немецкой проволоке под огонь вражеских и наших батарей, чтобы своим присутствием поднять дух пехотинцев перед атакой. То он колесит ночами в тылу врага, разыскивая, подтягивая отставшие батареи, то где-то на пылающем мосту, уже разбитом немецкими бомбами и подвергающемся новым и новым налетам авиации, спасает отставшее орудие и чудом, сквозь пламя и зияющие на мосту провалы, все же вытаскивает его на тот берег.

То я вижу его с машинами и орудиями, вклинившимися во мраке ночи в походную вражескую колонну, потому что другой проезжей дороги нет для орудия и нужно продвигаться вместе с ничего не подозревающими гитлеровцами, пока не представится случай выскользнуть в сторону и пробиться к своим.

Выбирая наугад страницы из блокнота, я вижу наблюдательный пункт Петрова на окраине Воронежа, под самым носом у гитлеровцев, на самом острие нашего берегового плацдарма, в зоне ураганного вражеского огня. Всем своим существом он принадлежит бою, нет у него других помыслов, кроме боя. Однажды в кромешном аду переправы тяжелый снаряд вздымает дыбом машину, и рухнувший грузовик подминает под себя Петрова. У него сломаны ребра, но, придя в сознание, он остается в строю.

Уже тогда он — один из лучших командиров-артиллеристов. Это он упорной тренировкой обучил свою батарею стрельбе по вспышкам — ошеломляющему приему, когда все четыре орудия безостановочно бьют с быстротой чуть ли не пулеметов, каждое орудие — по выстрелу в каждые три секунды, а вся батарея извергает по 80 снарядов в минуту. Пленные гитлеровцы признавались: дьявольский огонь этой батареи они приняли за испепеляющие залпы гвардейских минометов, «катюш».

И эта петровская выучка сделала свое дело в дни наступления, в боях за Воронеж, в штурме Касторной, в битве под Соколовом, где его батарея сражалась рука об руку с героями чехословацкого соединения командира Свободы. И в те страшные дни, когда гитлеровцы снова захватили освобожденный нами Харьков и Петров с частью уцелевших орудий долго удерживал центр города, площадь Дзержинского с гигантским зданием Госпрома, хотя фашисты обстреливали батарейцев из окон, с балконов, нависших над площадью. И в урагане нашего грандиозного контрнаступления в районе Курской дуги, и в легендарном сражении на днепровском Плацдарме, где Петров командовал уже не батареей, а полком истребительной противотанковой артиллерии РГК.

Перелистывая страницы блокнота, я возвращаюсь к апрелю 1943 года. К тому дню, когда из-за многих дававших себя знать ранений и травм Петрова чуть не насильно отправили в госпиталь.