Дорога к людям

Зачинщиком путешествия был Георгий Химич, учившийся раньше в профшколе сахарного завода на Украине, возле города Глухова, потом работавший там же на паспортизации машин, пока не решил он, что самая интересная работа под землей. Паренек некоторое время был шахтером в Макеевке, увлекся горняцким делом. Так он и остался бы на шахте, но однажды врачи обратили внимание на слабое физическое сложение юноши и чуть ли не выгнали его из Макеевки.

Он вернулся на сахарный завод. Жажда новых впечатлений томила его. Он ощущал в себе силы для большого дела, но в туманных мечтаниях, свойственых юности, еще не нашел для них настоящего применения.

В поезде, направлявшемся куда-то за Уральский хребет, друзья раскладывали карту и часами выбирали дальнейший маршрут. Тихий океан... Приморские джунгли, охота за тиграми... Рыболовецкие промыслы на Камчатке... Бухта Золотой Рог... Владивосток, шумный, гремящий лебедками и кранами порт, где капитаны китобойных судов ищут смелых матросов...

Карту пришлось сложить и засунуть обратно в мешок: возле Свердловска денежные запасы приятелей кончились.

Путешественники сошли с поезда. Это было 1 мая 1929 года.

Последние рубли были истрачены на праздничные забавы и лакомства. А затем решено было устроиться на строительство большого завода под Свердловском, подработать денег для продолжения путешествия к Тихому океану.

Георгий намеревался пробыть на уральской стройке недели две, самое большее — месяц, но бурная жизнь пятилеток так захватила его, что и теперь, спустя тридцать пять лет, он по-прежнему живет и работает там, где потянула его за собой удивительная «веревочка».

Многих потянула она и привела к большому делу, к подвигу творческому: иные из тогдашних землекопов, каменщиков, чернорабочих стали известными инженерами, творцами невиданных в старой России машин. А тот лес, куда тянулась через сугробы «веревочка», расступился, раздался в стороны, освободив место для великана завода, каких нет в Европе, для нового городка, разросшегося возле цехов, для просторных проездов и улиц, для оживленного движения трамваев и автомобилей, для парков и молодых фруктовых садов.

Среди прочих работ, предпринятых на Уралмаше после войны, поневоле останавливал на себе внимание проект грандиозного рельсо-балочного стана для Нижне-Тагильского металлургического завода. Один этот стан должен был состоять из ста пяти сложных машин, управляемых с главного пульта, и протянуться в длину на шестьсот метров. В сущности, это целый завод, скомпонованный в один агрегат.

В проекте смело и виртуозно разрешен был целый ряд труднейших для конструктора задач. Одна только годовая экономия времени, достигаемая на советском рельсо-балочном стане, должна была дать стране добавочное количество рельсов, которое можно уложить на расстоянии между Москвой и Тагилом.

Кто же автор замечательного проекта? Мне ответили:

— Конструктор Георгий Химич.

Вот как надолго задержался близ Свердловска юноша, с географической картой в руках выбиравший для себя жизненный путь на заре пятилеток. За эти годы он стал выдающимся инженером-конструктором.

С юношеским увлечением он рассказывал, как захватило его тогда строительство завода в уральском лесу и не стало для него иной мечты, как быть инженером.

В ту пору за ходом работ на площадке следил пламенный человек, друг инженеров Серго Орджоникидзе. Чтобы ускорить возведение заводских корпусов, нарком индустрии требовал порою вместо обычных ежедневных сводок посылать ему фотографии строящихся цехов. На снимках виднее было наркому, что сделано за день, какой темп усвоен строителями, как быстро входит в жизнь замысел, еще вчера существовавший на кальке, в чертежах. Георгий Химич, один из строителей Уралмаша, в первую же неделю понял, что рождающийся завод-богатырь интереснее и важнее, чем самые привлекательные места на карте земного шара.

Он работал и в то же время учился.

Трудно пришлось ему на первых порах. В группе проектировщиков окружали его пожилые, солидные инженеры. Они косо посматривали на тщедушного и робкого с виду юношу.

— Не сможете вы здесь работать, — говорили они Химичу.

— Смогу, — отвечал он упрямо. — Все смогу.

Ему было особенно трудно потому, что никогда не мог он работать, слепо повторяя чужой опыт, шагая по чужим следам. Во всяком деле он любил добираться до самой сути, до первоосновы, чтобы ясно представить себе задачу и, отбрасывая старые рецепты, найти свое решение.

Настоящего знания техники у Химича тогда еще не было. А ему хотелось спорить с иностранными специалистами, кое-где подвизавшимися тогда на Уралмаше. Что-то раздражало юношу в их работе. Все как будто аккуратно, правильно, но, пожалуй, чересчур правильно и до тошноты скучно. Возятся со старыми справочниками, молятся на старые формулы, используют решения чуть ли не двадцатилетней давности. Георгий Химич, закончивший к тому времени курс наук в Уральском машиностроительном институте, пытался спорить, но куда там: иностранные спецы давили своим авторитетом, брезгливо отмахивались.

Немец, работавший в свое время у Круппа, твердил одно: