Дорога к людям

— М-мразь! — орал майор, будущий подполковник Полторацкий. И проснулся от собственного крика. — Что с вами? — спросил он нас раздраженно.

— Скажи лучше — что с тобой?

— Зачем разбудили?

— Ты в царской армии служил?

— Не изволил.

— А кричал на нас, как штабс-капитан армии его величества. Обозвал нас шпаками.

— Не может этого быть, — спокойно отозвался Виктор и вновь заснул, как и мы.

Утром, чтобы размяться, вышли из «эмки» и попытались идти пешком. Крутые валы мокрой глины, вздыбленной баллонами грузовиков, доходили нам до колен. Все же мы решили переупрямить распутицу и, утопая в грязи, шествовали дальше. Леонид читал стихи португальца Луиса ди Камоэнса. О бедствиях сына моряка — самого Камоэнса, о семнадцатилетней ссылке в Ост-Индию, о путешествии Васко да Гамы в Индию.

На «эмке» подъехали к неизвестному монастырю. Оказалось — женский. Мы постеснялись было войти, да кто-то из местных жителей сказал — накануне были там в гостях наши кавалеристы. Мы постучались в ворота. Открыла нам калитку молоденькая послушница.

— Будьте ласковы, — сказала. — Я провожу вас к матери-настоятельнице.

И ввела гостей в большую горницу на втором этаже каменного дома. Вскоре вошла туда красивая женщина лет сорока пяти. Мы представились.

— Простите, как разрешите называть вас?

— Божьей милостью я удостоена быть настоятельницей монастыря. — Тут же дама, иначе не назовешь ее, шепнула что-то послушнице, и та выскользнула из комнаты.

Садясь на стул, настоятельница нечаянно сделала такое неудачное движение, что из-под подола черной рясы мелькнули кончики золотого цвета туфелек. Заметив наш взгляд, настоятельница покраснела так, что даже порозовела тонкая ее шея. И быстро убрала туфельки под платье. Стала расспрашивать о наших фронтовых странствиях.

— Можете не избегать специальных военных терминов. Все пойму. Мой муж был офицер.

Не вдаваясь в подробности, мы передали обстановку в районе монастыря и вообще на Украине. Послушница вошла с большим подносом в руках.

— Простите нас, угощение скудное. Мы ведь все сами делаем — пасем скот, выращиваем овощи, ремонтируем наши кельи и дома, косим траву для коров. Мужчин на землях монастыря нет. Священник и тот приходит только провести богослужение, а живет в стороне. Еще раз простите — кроме этой настойки, тоже нашего изготовления, ничего больше не осталось! Вчера были у нас ваши кавалеристы!

— Все понятно!

— Очень симпатичные люди.

Признаться, мы не заставили упрашивать себя и приналегли на вкусную снедь — маринованные яблоки, моченые помидоры, холодная телятина и непонятное блюдо вроде пирожков. Нет, то были особым образом жаренные яйца, целиком, с коричневатой корочкой, оттого и напоминавшие пирожки. О настойке мы не забыли.

— Как именовали вас, настоятельница, до поступления в монастырь?

Снова зардевшись, красавица потупилась:

— Валентиной.

Вопрос наш был явно не слишком тактичным. Но расхрабрились.

— Родились вы на Украине?

— В Санкт-Петербурге.

Ну-у, теперь все ясно. Дама из высшего общества. Наверно, окончила Смольный институт.

Что побудило ее стать монахиней? Скорее всего — стремление укрыться от немцев. Но точно мы, разумеется, ничего не знали. А настоятельница молчала.

Виктор, отличный поэт, читал свои стихи. Валентина — отчества мы спросить не решились — отозвалась строфами Александра Блока. Леонид читал:

Знов дорога, дорога, дорога.
I похилi хресты i мости.
Знова дощ, далина, тривога,
I в думках — за туманами — ти.

Степ минаю i гори минаю...

Навiть хмари чужi тут менi,
Iнше небо люблю я i знаю —
У далекiй вiдciль сторонi...

Настоятельница смахнула слезу из-под ресниц, сказала:

— Ваши? Ну, я так и думала. Прекрасно «Iнше небо люблю!..»

— Вам нехорошо на Украине?

— Нет, отчего же? Но кто же не томится о своем небе? Я говорю просто о небе, не о вместилище бога.

— Вы верите?

После долгого молчания настоятельница ответила со вздохом:

— Вы слишком прямы в вашем любопытстве. Нет, я не верю в бога.

...Пришло время прощаться. Я поцеловал руку прекрасной даме. Она не противилась. Ну, что ж, думал я, целуют же руку священнику.

Настоятельница провожала нас до ворот.

— Муж пишет вам?

— Давно не писал. Трудно сказать, знает ли он, что я в монастыре.

— Он в войсках... Впрочем, извините...

— Думаете, у немцев? Нет. Он был офицером царской армии. Но примкнул к большевикам. Членом партии не был, а все же вступил в ряды Красной Армии. Надеюсь, жив. После победы — желаю ее вам, нет, всем нам — встретимся.

...Больше мы красавицу не видели. Где она? И для чего постриглась в монахини? Что бы то ни было, приняла она нас как своих.