Дорога к людям

Скромен был в военном быту необычайно. Да это и видно было по его худощавости, — едва ли не солдатский рацион принят был за столом генерала, потом маршала. Даже гостей-журналистов, не чуждавшихся у других генералов спиртного, угощал после ужина не водкой, а чаем. И сам не пил, по крайней мере, мы не видели за его столом рюмок. Спиртное заменяла, если обстановка позволяла, беседа о новых спектаклях в Москве, о вышедших в столице книгах, — особенно ценил генерал романы А. Н. Толстого, ведь в «Хождении по мукам» он узнавал многое знакомое ему по сражениям первой мировой и гражданской войн! Но любил и Антона Чехова, перечитывал «Войну и мир» Льва Толстого.

...Человек высокой культуры, Константин Константинович знал «правила» войны Клаузевица, источники побед консула, генерала, императора Наполеона Первого, смелость замыслов и действий перешедшего на сторону Советов талантливого полководца Брусилова, энергию и военно-политический кругозор Фрунзе. Но никому не подражал, верный своему убеждению — даже в отступлении наступать! Как ни странно, отступление есть наступление?! Да, и мы в этом скоро убедимся.

Приходилось мне и моим друзьям по профессии видеть Константина Константиновича озабоченным, но никогда — растерянным, подавленным, озадаченным перед лицом грозно наступавшего противника. Спокойствие свое и решительность внушал — и без всяких поучений — всем подчиненным. Не любил менять и не менял без приказа свыше своих помощников-генералов. Спорил с ними редко, рано или поздно они воспринимали его доктрину военного искусства. Охотно принимал их предложения, связанные с тактикой предстоящих боев, если были эти предложения смелы и эффективны при здравом их анализе. Думается, знал об этом или догадывался — эти черты натуры и поведения соответствовали ленинскому взгляду на дельных работников Страны Советов, военных ли, гражданских ли. Читая записки, распоряжения Владимира Ильича, вспоминаешь, как, обращаясь к кому-то из руководителей учреждений или наркоматов, писал — не отрывайтесь от дела, попросите секретаря Вашего позвонить мне, когда освободитесь... Или: с проектом Вашим согласен вполне, можете проводить его в жизнь без лишних согласований со мной... Того требовал от своих помощников, всех вообще советских работников. Будь жив сейчас Рокоссовский, я бы не решился написать предыдущие строки. Маршал ни за что не согласился бы ставить свое имя рядом с именем Ленина, хотя не о сравнении же идет тут речь, а только о ленинском представлении о необходимых советским людям свойствах и правилах обращения с другими людьми, кто бы они ни были, кем бы они ни были.

Все, что я сказал, противоречит будто существующим взглядам и мнениям о характере и манерах людей военных. Война — не великосветская ассамблея. Знал я на фронте генералов без особого повода грубоватых, знал жестоких к противнику, если тот действовал как бандит и убийца мирных граждан, знал вспыльчивых, готовых пустить к такой-то матери опростоволосившихся в чрезвычайных обстоятельствах офицеров. Рокоссовский был корректен, справедлив и добр к рядовым, если даже они в чем-то проштрафились. Изменить своей натуре он не мог. Чем выше присваивали ему звания, тем обходительней становился Рокоссовский, к солдатам в особенности...

Приближалось время второй мировой войны. И у нас в армии шли споры о преимуществе мнения Дуэ о том, что-де авиация способна одна привести ту или иную страну к победе, или доктрины Фуллера: успех в современной войне обеспечивается действиями сравнительно небольшой, но превосходно оснащенной танковой армии. О том же писал в своей книге «Внимание, танки!» немец Гейнц Гудериан. Рокоссовский придерживался традиционного для Красной Армии учения: только объединенные усилия пехоты (кавалерия уже теряла свое значение), преимущество артиллерии и бронетанковых войск принесут успех в обороне и в наступлении. В то, что война начнется обороной, в сороковом году никто почти не верил. В первый же день будем драться на территории неприятеля! Только так! То была общая для всех уверенность.

Исход минувшей войны и на Западе, и в боях против Квантунской японской армии в Маньчжурии (мне довелось быть и в Восточной Пруссии, и на Тихом океане) доказал абсолютную правильность сторонников согласованных действий не только авиации, не только танков, но всех родов войск в единстве их целей и действий.