Дорога к людям

— Александр Бурда, — говорил Рокоссовский, — переигрывал Гудериана и его штабистов, привыкших при всей маневренности танковых войск к шаблону, к наигранным, как шахматная партия, операциям, без признаков полезной на войне особого рода фантазии, переигрывал именно своей творческой командирской фантазией. Рассредоточив горсточку своих танков на группы в разных направлениях, он вдруг возникал перед наступавшими стальными легионами гитлеровцев, ошеломлял их дерзкой атакой и тут же исчезал, чтобы, как черт из коробочки с пружинкой, ударить по ним с другого направления, вызвать растерянность, лишить нескольких боевых машин и вновь скрыться в неизвестном направлении. Вот такие командиры, не только Бурда, создавали у знаменитого Гейнца обманчивое впечатление — перед ним крупные танковые силы русских!.. Он сам позже признал в своей книге: русские превзошли его штабистов мастерскими тактическими приемами, маневренностью, изобретательностью. Недаром в декабре 1941 года талантливый знаток танковой войны был снят с поста командующего 2‑й германской танковой армии.

Генерал Катуков, будущий маршал бронетанковых войск, — продолжал Рокоссовский, — рассказывал о том, как в дни боев за станцию Кубинка под Москвой старший лейтенант Дмитрий Лавриненко чуть было не пострадал серьезно, хотя был именно тогда героем успешнейших операций. Из Малоярославца шла группа фашистов численностью около батальона. Дмитрий сам занял место у пушки. Немцы шли нагло, без разведки. Поплатились — лавриненковцы осколочными снарядами сразу подбили два их орудия. Не успели опомниться, как бывший учитель с огнем из пушки ринулся на них, вминая в землю немецкие автомашины с пехотой. Подошла русская пехота и кинулась на противника. Обнаруженные штабные документы гитлеровцев оказались настолько важными, что их немедленно отправили самолетом в Москву.

Из-за этого лихого боя Лавриненко явился в Кубинку позже назначенного срока. Комендант города Серпухова задержал старшего лейтенанта и направил его к Катукову, тогда полковнику, со ссылкой на «провинность» танкиста, но и с лестным отзывом о блестящих его действиях против сильной группы неприятеля. Катуков объявил в своем приказе о подвиге учителя-танкиста.

— В бою на подступах к Волоколамску Дмитрий Лавриненко погиб, — болезненно поморщившись, сказал Константин Константинович. — Участник двадцати восьми сражений! Тогда он сжег пятьдесят второй на его счету танк гитлеровцев. Вот такие люди и помогают генералам и командующим одерживать победы в самых трудных, невыносимых условиях вражеского массированного наступления!

Да, Ново-Петровское! Здесь сошлись мы по-приятельски с адъютантом Рокоссовского, капитаном, общительным и гостеприимным, в свою очередь нередко пользовавшимся гостеприимством известинской «казармы», куда наведывался он после скромных наших «пиров» в соседнюю комнату на пятом этаже, к нашим геройским водителям машин — девушкам Дусе Терешиной, Соне Антоновой, Паше Ивановой и Ане, фамилию ее не помню, — они часто с солдатской смелостью, хотя на военной службе не состояли, доставляли нас с окровавленной линии фронта, подвергаясь той же опасности, что и военные корреспонденты.

В те тяжелые недели сам Константин Константинович был в столице только один раз, и то по вызову Ставки. Корректен и терпелив командующий армией был необычайно. Однажды Павел Трошкин заболел и просил меня, дав мне свою бывалую «лейку», сфотографировать Рокоссовского. Была лютая зима. Прошу командующего выйти на крыльцо штаба, в избе темно. Вышел. Без шинели и фуражки. Я не сразу справился с немецким аппаратом, потом снимал Рокоссовского в разных ракурсах и продержал его на морозе минут десять-двенадцать. Константин Константинович по-прежнему с улыбкой ждал, не сетуя на холод и необходимость вернуться к оперативным делам армии.

Как-то в селе Ново-Петровское спросил я, что в условиях упорного наступления войск фон Бока намеревается предпринять 16‑я армия. Рокоссовский промолчил. Лобачев усмехнулся:

— А вы как думаете?

— Армией не я командую.

— К счастью! Я же считаю, ежели немцы наступают...

— ...то нам стыдно отступать, — отозвался командующий.

— Но мы же отходим дальше и дальше на восток.

— Ну-у, как сказать! Приезжайте дня через три.

Мы с Евгением Петровичем Петровым, буквально влюбленным в командующего («Ах, что за прелесть человек!»), и Павлом Трошкиным выполнили совет Рокоссовского. В штабе его не застали. Лобачев сказал задорно:

— Сейчас узнаете, как надо отступать.

В стороне от Ново-Петровского — большое село Скирманово. Крестьянский мальчуган, перебежавший через линию фронта в траншею солдат 16‑й армии, донес, как настоящий разведчик, какие силы, виды оружия, склады, штабы расположены в занятом германскими частями Скирманове. Мы отправились туда на «эмке», спешились, чтобы подобраться поближе к важному для обеих сторон пункту.