Дорога к Марсу

Да он и сам понял, что сморозил глупость. Если это игра, то, само собой разумеется, далеко не каждый ход должен приносить удачу. Значит, прежде чем поставить фишку на ту или иную клетку, нужно сделать правильный выбор. А это было непросто. Жан-Пьер догадывался, что означают символы, расположенные по краям игрового поля. Точнее, чувствовал заложенный в них смысл. Однако же сложность заключалась в том, что, как понял Жобан, правильных или неправильных ходов в этой странной игре в принципе не существовало. Одно и то же действие можно было соотнести с десятком эмоциональных состояний. И, соответственно, наоборот – одна эмоция подразумевала возможность десяти разных действий. Какое из них окажется правильным, во многом зависело от игрока. От того, какую комбинацию он собирался разыграть. Первую фишку можно было поставить куда угодно. Но ход Жобана оказался неверным. Потому что он сделал его бездумно, не преследуя никакой определенной цели.

Тем временем тень сделала новый ход. И игровое поле вновь раздвинулось, а в копилку игроков добавилась еще одна фишка.

Жан-Пьер тоже подцепил пальцем розовый диск. Но на этот раз прежде, чем поставить его на поле, Жобан сосредоточился на том, что он сам в данный момент чувствовал.

Напряженность. Сосредоточенность. Азарт. И, конечно же, безумный интерес к тому, что происходило.

Для начала этого было достаточно.

Жан-Пьер передвинул фишку на выбранную клетку и оставил ее там.

Фишка раздвоилась, а игровое поле стало больше.

Игра пошла.

Человек и тень по очереди делали ходы. Поле становилось больше, и, соответственно, возрастало число возможных ходов и комбинаций. Но игра делалась все труднее, потому что приходилось принимать в расчет и уже выставленные на поле фишки: их взаиморасположение также влияло на то, удачным или нет окажется очередной ход. Все чаще выставленные Жобаном фишки «сгорали». Да и у его партнера случались неудачи.

Игра требовала максимальной сосредоточенности и самоотдачи. Игра захватила Жобана. Он погрузился в нее полностью, всем своим бытием и сознанием. Он будто сросся с ней – если не телом, то душой. Настолько, что Жобан не смог бы точно сказать, сколько времени заняла игра. Час? Или день?

Только когда его палец подцепил последнюю розовую фишку, Жан-Пьер понял, что игра близится к концу.

Глядя на испещренное зелеными отметинами игровое поле, почти перекрывшее коридор, Жан-Пьер надолго задумался. От его хода зависело сейчас очень многое, если не все. Если он поставит фишку не туда, куда следует, игра будет окончена. Правильный же ход даст тени еще одну фишку. И так будет продолжаться до тех пор, пока кто-то из них не ошибется.

Вот оно что! – понял вдруг Жобан. Нельзя потерять последнюю фишку! Нельзя, чтобы они оба проиграли!

Он снова внимательно осмотрел поле.

Но на какой бы клетке ни останавливал взгляд Жобан, у него не возникало уверенности в том, что это будет правильное решение. Наоборот, чем дольше он выбирал, тем больше становилась растущая в нем неуверенность. И это было плохо. Чертовски плохо.

Чувствуя, что нервы начинают сдавать, Жан-Пьер решил положить конец неопределенной ситуации.

В конце концов, это была всего лишь игра!

Игра – и только!

И Жан-Пьер ткнул фишку на первую же свободную клетку.

На секунду ему показалось, что он принял правильное решение.

Но в тот же миг фишка вспыхнула фиолетовым пламенем и исчезла.

Следом за ней исчезло и игровое поле.

А затем – и сама тень.

Как будто ее и не было.

Как будто все это – тень, игровое поле с золотистыми значками, розовые фишки – только привиделось Жобану.

* * *

Жан-Пьер закончил свой рассказ.

В кают-компании повисла гнетущая тишина.

– Приехали, – первым нарушил молчание Булл.

– Приплыли, – уточнил Пичеррили.

– Прилетели, – внес окончательную ясность Аникеев. – И почему ты не рассказал об этом раньше?

– Я боялся, что вы примете меня за сумасшедшего, – объяснил Жобан. – Доказательств-то у меня не было. К тому же о тени мне просто нечего сказать.

– Но ты же с ней разговаривал?

– Ну, по сути, так оно и было, – кивнул Жан-Пьер. – Хотя тень не произнесла ни слова. Сама игра была похожа на диалог. Очень плотный, информативный и напряженный обмен мнениями. По ходу игры мы узнали друг о друге больше, чем если бы болтали, не умолкая.

– И тебе нечего сказать об этой тени?

Жобан на секунду-другую задумался.

– Нечего.

– В каком смысле?

– Это не передать словами.

– Тогда зачем ты вообще о ней вспомнил?

– Я думаю, она вернется.

– Чтобы еще раз сыграть?

– Да.

Аникеев только головой покачал.

У него не было никаких оснований не верить Жобану. Но и поверить в то, о чем рассказал француз, было непросто.

– Ребята! – подал вдруг голос Гивенс, находившийся возле приборной консоли. – Вы мне не поверите!

– Да ну! – усмехнулся Булл. – Я уже во все что угодно готов поверить! Что там? К нам пристыковалась летающая тарелка?

– Китайцы исчезли.

20 Речной мир Игорь Минаков

– Откуда информация? – спросил Аникеев.

– От наших коллег из ЕКА, – ответил Гивенс. – Жан-Пьер, подтвердите.