Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

Нет, не получается, и Ракитин не прав. Далеко не вся кинетическая энергия летящего к голове кулака достанется костям черепа. Что-то отберет упругость соударения, что-то погасит головной убор, но самая большая потеря придется на то, чтобы привести в движение цель удара (проще говоря, голова дернется в сторону). Если черепу достанется четверть кинетической энергии, то уже можно считать, что удар был удачным, нанесенным под углом 90 градусов, — а 10 Дж никак не хватит, чтобы проломить череп так, как он был проломлен у Тибо.

А теперь подставим в ту же формулу вес импровизированного мягкого кистеня, усреднив его до 3,2 кг. Скорость оставим прежнюю, 10 м/с: с одной стороны, она должна вырасти за счет того, что груз на шнурке движется по дуге большего радиуса, но мы сделаем скидку на то, что на Северном Урале в 1959 году едва ли изобиловали каратисты второго дана с их натренированными ударами.

И вот что получается:

Итоговый результат следом за массой вырос в четыре раза, и мы теперь укладываемся в минимальную энергию удара, заданную профессором Куриленко, даже с запасом.

На самом деле эти простенькие формулы лишь относительно применимы к мягкому тяжелому орудию: удар там наносит не один предмет массой 3,2 кг, происходит как бы множество почти одновременных ударов мелкими предметами. Физико-математическая модель такого процесса весьма сложна, но мы не будем вдаваться в научные дебри, ибо итоговая цифра не уменьшится сколько-нибудь значительным образом.

Вывод однозначен: нами обнаружено единственное оружие, способное нанести ту травму, что была нанесена, не оставив внешних следов.

Реконструкция № 3. Приключения двух мешочков, кожаного и полотняного

Вижай, 12 декабря 1958 года

Рейснер ушел.

Рогов выглянул в приемную: нет ли кого? — притворил поплотнее дверь, вернулся за стол, но не высидел и пары секунд — снова вскочил, прошагал к окну…

Гриднев сидел молча, черкал что-то на листке. Потом раздался негромкий хруст, карандаш сломался в руке.

— К себе потопал, немчура поганая, — сказал от окна Рогов и добавил пару непечатных слов, хотя использовал такие крайне редко, в исключительных случаях. — Может, послать к нему Парамошу? Может, врет он все о бумаге, что написал и на сохранение отдал?

— А если не врет? — возразил Гриднев и швырнул обломки карандаша в корзину для бумаг, но промахнулся.

Рогов не нашел, что ответить. Он был азартен, но не любил играть вслепую, не видя хотя бы собственных карт.

— Доставай водку, Северьяныч. Думать будем.

Погорели они давно, еще в самом начале осени, но до поры не догадывались о том. Причем погорели в самом что ни на есть прямом смысле слова: орлы Рогова не то случайно (как утверждал он сам), не то спьяну (как подозревал Гриднев) подожгли лес рядом с прииском. Пал пошел в сторону, ни балки, ни технику не затронув, уперся в Лозьву и сам собой погас. Выгорело всего ничего, каких-то полтора-два гектара, да и лес был так себе, для разработки не пригодный. Повезло.

Они тогда решили, что повезло, не подозревая, что педантичный немец бросовый сгоревший лес заактировал, да еще и накатал жалобу в «Воркутагеологию»: мол, примите меры, накажите, кого следует, и подтяните дисциплину среди своих работников. Понятно, что могли ему из Воркуты ответить. Дескать, что-то вы путаете, товарищ, нет у нас в том районе никаких экспедиций, и к пожару отношения мы не имеем.

Рейснер, получив ответ, волну поднимать не стал. Притих на какое-то время. Но наверняка провел разведку через своих лесников — видели его людей неподалеку.

А теперь вот явился, причем специально подгадал на тот день, когда Рогов будет в Вижае. Разложил всю их махинацию по полочкам и сказал: надо делиться. Хотел много. Не то чтобы затея стала убыточной с учетом доли Рейснера, но доходы обоих компаньонов падали прилично.

Думали долго, одной бутылкой не ограничившись. Поначалу ничего толком не надумали. Рогов все кивал на Микешу с Парамошей — дескать, сумеют добиться правды: дознаются у Рейснера, где хранится написанный донос. А потом — концы в воду, и немчуру туда же.

Гриднев возражал: а ну как эти двое из ларца переусердствуют — и лесничий испустит дух, так ничего и не сказав? Теперь он знал о близнецах гораздо больше, в основном от самого Рогова — тот был склонен под градусом распускать язык. Сам понимал свой недостаток и с посторонними старался не пить, но Гриднева посторонним уже не считал.

Микеша с Парамошей были ханты-полукровки. Ни рыба ни мясо, чужие и там, и тут. Их мать снасильничал геолог Богородицкий, в 30-е бывший притчей во языцех на всем Севере, — какие только легенды о нем не ходили. Сыновья на легендарную славу папаши не поглядели и на преклонные года тоже — отыскали четверть века спустя и прикончили. Неторопливо убили, со вкусом: раздавили ногами грудную клетку и долго смотрели, как отходит, хрипя и харкая кровью.