Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

…Вернувшись на прииск, он отвязал от нарт тяжи, прикрепил к их концам два увесистых полена и отпустил учагов пастись. Свистнул громко, заливисто. Кто-то из братьев должен быть сейчас в бригадирском балке, пусть вылезет, поможет затащить мешки.

Из балка показался Микеша, подошел, и по лицу его Рогов понял: что-то не так.

— Рация пищит, Гешка. Не к добру, не должна она сейчас пищать.

Радиограмма мало прояснила суть дела: Гриднев просил срочно, вот прямо немедленно приехать в 41-й квартал, ничего толком не объяснив. Оно и правильно, слишком много любопытных ушей слушает эфир.

Учаги устали, проделав путь по снежной целине, — под конец хвосты больше не торчали вверх, уныло обвисли — верный признак того, что животинам надо дать отдых. Поразмыслив, Рогов решил пройти до 41-го на лыжах, не дальний свет. Поразмыслил еще — и подозвал Микешу.

— Брату скажи, что на хозяйстве остается, а ты со мной в 41-й пойдешь. И ружьецо прихвати на всякий случай.

Поселок 41-го квартала, 26 января 1959 года

— Не кипешуй, Северьяныч. Сейчас Микешу обратно пошлю. Сегодня не успеть, но за завтра все зачистят. Трубы и желоба, что от промприбора к реке тянутся, уберут. Прорубь снегом присыплют, и какие следы еще если найдутся, тоже. А что сарай на берегу — так будто мало там развалюх всяких от ГРП осталось. Не будет промприбор работать, шуметь — прокатят мимо и внимания не обратят.

— Передай, сталбыть, чтобы снасти с Лозьвы тоже убрали.

— Да ладно тебе… будто они поймут и разберутся, что там не рыбхоз какой-то ловит или рыбартель.

— Пусть уберут, — настаивал Гриднев. — Сдается мне, что один студент и не студент вовсе… Или не только студент. Ходит, высматривает, вынюхивает, вопросы людям задает о всяком — и в книжечку, сталбыть, все записывает. Стукачок ментовский, не иначе. Из-за ерунды погореть хочешь, из-за рыбы сраной?

— Лады. Слышал, Микеша? Проследи, чтобы снасти убрали. И ту прорубь тоже снегом засыпьте.

— Не засыпать такую, Гешка. Велика. Видно будет.

— Тогда вообще ее не трогайте, только снасти снимите. Эко дело, прорубь! Не мешкай, отправляйся, и без того затемно вернешься.

— Загоняешь ты его, туда да обратно без отдыха, — сказал Гриднев без особого сочувствия, когда за Микешей закрылась дверь.

— Как же… он сам кого хочешь загонит, толком не вспотев, — семижильные они с братцем. Ладно, Северьяныч, доставай-ка водку…

— Совсем сдурел?! Нашел время.

— Да не с тобой я квасить собрался. Сейчас студентики твои кино досмотрят, так я с ними познакомлюсь поближе, за жизнь потолкую. Заодно к этому, что вынюхивал, присмотрюсь. Если взаправду стукачок, то не надо бы его дальше пускать.

— Как ты его не пустишь? Под арест, сталбыть, посадишь?

— Уж как-нибудь… ногу подвернет, идти дальше не сможет… Или вообще сломать может, или вообще не ногу. Разные, Северьяныч, пакости с людьми в жизни случаются. Но ты водку-то доставай, доставай, тему не забалтывай.

Верховья Ауспии, 01 февраля 1959 года

— А это что еще за мешочек? — прозвучал за спиной удивленный голос, и Коля дернулся, поперхнулся кофе и пролил несколько горячих капель себе на колени.

Он оборачивался медленно-медленно, лихорадочно придумывая, что будет говорить, как объяснять…

У-ф-ф… Люсьена стояла не над его рюкзаком — над продуктами, сложенными в общую кучу, — сложили, чтобы отделить не нужные в броске к Отортену и спрятать в лабаз. И в руке завхоз держала какой-то непонятный мешочек из небеленого полотна.

— Я такой не шила, точно говорю, — сказала Люсьена. — Чье это?

У нее единственной стояла дома швейная машинка, «подольский зингер», и пошив полотняных мешков и мешочков для продуктов лег на хрупкие девичьи плечи. (На хрупкие — это фигурально, так-то Люсьена была девушка крепкая и спортивная.)

— Грибы там сушеные, совсем забыла о них, — сказала Зина, оторвавшись от словарика мансийских слов. — Старый охотник угостил, к которому мы с Госей в Вижае ходили… как его, Титов… да, Титов, точно.

— Ну и куда вот их? — риторически спросила Люсьена. — С собой или оставить? Да и вообще маловато тут, чтобы суп на всех сварить…

Она поразмыслила несколько секунд, мешочек покачивался в руке на манер маятника. Предложила:

— А давайте сейчас в гуляш заправлю вместе с тушенкой? — Кивнула на костер, где в ведре готовилась закипеть вода. — Все-таки посытнее будет перед перевалом.

— Не надо, убери, — сделал отметающий жест Гося. — Я грибов не ем, вообще в рот не беру. Чуть не окочурился в детстве, отравившись.

— И я не стал бы, — поддержал Русик. — Меня отец приучил: никогда не ешь грибы, которые не сам собирал и чистил.

— Ерунда какая… — Зина схлопнула блокнот, убрала в карман. — Этот Титов полжизни в тайге провел, если не больше, поганок не наберет. Кидай грибы в пуд, будем их тей… э-э-э…

Она замялась, выдернула из кармана блокнот, заглянула.

— … будем их тейнквем, вот!

— Ты ведь тоже грибы не любишь? — удивился Гося.

— Я справедливость люблю! Человек нас от души угостил, а вы на него невесть что тут наговариваете!