Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

Уже упоминавшийся в этой книге Е. Постоногов, работавший на Коуровской турбазе в 1959 году младшим инструктором, вспоминал, что в декабре Золотарев вел группу по маршруту. Это был внекатегорийный поход, скорее даже многодневная пешая прогулка — группа не ночевала в палатках, маршрут был проложен так, чтобы останавливаться на ночевки в деревнях. Неожиданно мирный отдых по профсоюзным путевкам обернулся весьма жестким экстримом — ударило резкое, до минус пятидесяти, похолодание. Золотарев, как руководитель похода, проявил себя лучшим образом: вывел группу к железной дороге, к заброшенной сторожке путевого обходчика — выломали дверь, набрали дров, растопили печку. Никто не только не погиб, но даже не обморозился.

Можно обоснованно предположить, что приметы, предшествующие столь быстрому похолоданию, Золотарев запомнил. И вечером 1 февраля выступил с резкой критикой решения Дятлова. Дескать, если не принять меры, то к утру в палатке будут лежать девять замерзших трупов.

Как Дятлов относился к критике своих решений, мы помним. Нетерпимо относился. Мог при случае и голодовку объявить.

Действительно ли в группе в тот момент произошел раскол и установилось двоевластие? Теперь уже не выяснить, да и не столь важно.

Важнее другое: едва палатка была установлена, Тибо-Бриньоль и Золотарев оставили в ней свои вещи — рюкзаки и куртки-штормовки — и ушли за дровами. Пошли пешком, без лыж, планируя возвращаться с большими вязанками. Взяли с собой небольшой топорик, скорее всего принадлежавший Золотареву (три остальных остались в палатке).

А еще Золотарев достал и надел на руку компас. До сих пор в этих приборах дятловцы особо не нуждались, им указывали путь реки: сначала Лозьва, затем Ауспия, а к концу пути впереди маячил Холатчахль — и захочешь, да не заблудишься.

Но вечером 1 февраля все изменилось. Смеркалось, мела обильная поземка, видимость стала никудышная — и с приходом полноценной темноты легко и просто при возвращении к палатке можно было промахнуться и ушагать неведомо куда. Золотарев был человеком опытным и подстраховался от такой напасти.

Постулат № 4. Все топливо для костра и материал для настила дятловцы заготовили голыми руками и одной финкой

Вообще-то данный постулат многие подвергали сомнению, так что называть его «постулатом», наверное, не совсем правильно. Но пусть уж будет в общем списке.

Мысль о том, что в деле заготовки дров для костра, разложенного у кедра, и материала для настила фигурировал топор, затем куда-то канувший, мелькала уже в 1959 году — в материалах уголовного дела она прослеживается четко.

Масленников указывал на допросе, что в костре у кедра сгорели сучья толщиной около 8 см. Перерезать финкой такой сук или сломать голыми руками не так-то просто. Финкой надо очень долго ковыряться, углубляя и углубляя разрез. Любой желающий может поставить следственный эксперимент — выйти в ближайший лес и поупражняться с ножом и восьмисантиметровыми сучьями. Сломать их голыми руками тоже можно попробовать в качестве эксперимента, но едва ли он станет успешным. Нам могут возразить, что в костре сгорел сушняк, найденный в темноте под снегом. Сомнительно, но напрочь отрицать такую возможность нельзя, особенно если поблизости было место со сдутым снеговым покровом.

Однако настил в овраге в любом случае был сделан не из сушняка — из молодых елочек (в некоторых документах дела они названы молодыми пихтами). На снимках видно, что толщина их у комля приличная, тоже несколько сантиметров. Полковник Ортюков сообщил в радиограмме (по данным Согрина), что обнаружен настил из «рубленного ельника». А срубить ножом молодую елочку одним взмахом невозможно, равно как и молодую пихту, — надо опять-таки долго делать надрезы. Без топора, скорее всего, дятловцы эту работу не сумели бы завершить.

Если бы прокурор Иванов подошел к сбору улик более ответственно и сфотографировал пеньки, оставшиеся после срубания (или все же срезания?) елочек-пихточек, такие вопросы не возникли бы: следы ножа и топора можно различить с первого взгляда. Но что имеем, то имеем.

Надо отметить, что Сергей Согрин из правильного наблюдения: без топора изготовление настила не обошлось — сделал вывод странный. Настил, дескать, дятловцы сделать не могли, их топоры остались в палатке — значит, его соорудили случайные охотники-манси, оказавшиеся в тех местах раньше группы «Хибина». А дятловцы тот настил, уже заметенный снегом, не заметили и пытались соорудить убежище совсем рядом, в шести метрах, но их хилые веточки, действительно срезанные финкой, позже унесла весенняя вода. Каким чудом в таком случае одежда дятловцев переместилась на мансийский настил, Сергей Николаевич предпочел не объяснять.

В рассматриваемой версии все проще: в сооружении настила был задействован тот самый топорик, с которым Тибо и Золотарев ходили по дрова. Четвертый топор дятловцев — его существование мы доказали в десятой главе нашего исследования.