Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

С зубами столь же непонятная история. Вроде бы кто-то когда-то вспоминал, что улыбка Золотарева поблескивала золотом. Но эксперт написал в акте СМИ: «На верхней челюсти справа две коронки и зуб из белого металла, на нижней челюсти четыре коронки из белого металла». Так золото или все же «белый металл»? Драгоценный сплав, известный как «белое золото», ювелиры стали использовать для своих изделий позже, а зуботехники вообще не используют (ГОСТ не велит, примерно у 10–12 процентов людей — аллергия на никель, входящий в состав сплава). Так что золото в СССР 1959 года — желтое и никакое иное.

А поискать врача, у которого протезировался Золотарев? А раскопать в стоматполиклинике его карту? Даже если он протезировался на стороне, даже если подпольно, у частника, работающего на дому, — текущее состояние ротовой полости все равно отражают при ежегодном осмотре. Работа Семена-Александра предусматривала ежегодный комплексный медосмотр. Ведь внезапная хворь, прихватившая старшего инструктора по туризму на маршруте, может обернуться серьезными неприятностями для всей группы.

Зубы Золотарева заинтересовали следствие примерно в той же степени, что и его татуировки, — никак.

В материалах УД зияет огромная дыра: вот в овраге обнаруживается труп неопознанного пока мужчины — обрыв пленки, склейка — и вот он уже лежит на секционном столе морга как Золотарев. Кто опознавал, когда — нет ответа в материалах дела. Формально говоря, на секционном столе морга в 1959 году лежал неопознанный труп неизвестного мужчины, директивно назначенный на роль Золотарева. И в могиле на Ивановском кладбище Свердловска-Екатеринбурга тоже до сих пор лежит неопознанный некто.

Никакой ясности нет. Зато есть множество легенд, бродящих в дятловедческих и околодятловедческих кругах. Из этих легенд мы с удивлением узнаем:

— что Семена-Александра все-таки предъявили для опознания матери, а она его не узнала, — и что якобы известно это по воспоминаниям Юрия Юдина, якобы присутствовавшего при опознании в качестве понятого;

— что у Золотарева остался сын от внебрачной сожительницы, жившей в деревне Слобода (рядом с Коуровской турбазой), причем именно эта женщина опознала тело;

— что в официальной могиле лежит фальшивый Золотарев, а настоящий похоронен не то в Коуровке, не то в Слободе… спустя много лет после своей якобы смерти.

Легенд много. Источники у них мутные и доверия не вызывающие. Но из всех дятловцев лишь Золотарев стал объектом стольких мифов и апокрифов. И поневоле вспоминается поговорка о дыме и об огне…

* * *

Однако вернемся к охотникам-манси и к их роли в загадке и в попытках разгадки дятловской трагедии.

Неизвестно, успели ли они заработать на личный автотранспорт. С какого-то момента в радиограммах перестали упоминаться наградные для охотников.

Но огребли от следствия мешок неприятностей они совершенно точно: прокуратуру крайне заинтересовал «мансийский след».

Причем копали ивдельский прокурор Темпалов и свердловский прокурор Иванов в несколько неожиданную сторону. Вместо бытовой ссоры на алкогольной почве, или убийства из корыстных побуждений, или чего-то еще привычного для советских криминалистов, в повестку дня встал мотив загадочный, будоражащий воображение, — ритуальное убийство.

С чего бы вдруг?

Словно бы кто-то из двоих прокуроров (или даже оба) сохранил в душе тягу к мальчишеской романтике, сохранил с тех времен, когда зачитывался романами Буссенара и Майн Рида. Интерес следствия к загадочным «огненным шарам» в небе — из той же оперы. Хотя странно: вроде оба прокурора — люди зрелые, состоявшиеся, войну прошли… не мальчики-романтики.

Был еще слух, что версия о ритуальном убийстве навязана ивдельской прокуратуре сверху, первым секретарем горкома Продановым, но слухи на то и слухи, часто врут.

В материалах следствия сохранилось немало протоколов допросов манси, вопросы в них однотипные: о священных местах, где чужакам появляться не положено. Ответы охотников и оленеводов тоже даны как под копирку: есть, дескать, молельная гора, причем далеко от места трагедии, в истоках р. Вижай. Но русские люди могут ходить по ней сколько угодно, мансийские боги мирные, на присутствие иноверцев не обижаются. Даже на визит самых отъявленных атеистов не разгневаются.

Ну, а что еще могли сказать манси? Мы, дескать, прячем в недрах Холатчахля главную нашу святыню, Золотую Бабу? Давно прячем, аж с семнадцатого века, а всех чужаков, кто рядом бродит, мала-мала убиваем, ломаем кости и замораживаем до смерти?

Манси в любом случае от всего бы открещивались.

Но были ли они действительно способны на что-то похожее? Версия, порожденная прокурором-романтиком, до сих пор нет-нет да всплывает среди дятловедов. Например: на свою беду напуганные огненным шаром (лавиной, снежным человеком, свой вариант) дятловцы прибежали не куда-нибудь, а под священный мансийский кедр, начали кощунственно ломать его сучья… И хранители святыни, обычно мирные, такого надругательства не выдержали, отплатили той же монетой: переломали святотатцам ребра и голову одному проломили.