Дорога к небесам

не потому что на посту,

а потому что не могу уснуть в ожидании атаки,

которая может прийти с рассветом

Но большинство солдат дремлют в блиндажах

или прямо в окопах,

под растянутыми тентами из плащ-палаток,

примостившись на размокших мешках с песком

Мы здесь уже месяц,

бессменно,

не возвращаясь в гарнизон,

не получая регулярного снабжения

За год, что я провел на этой войне,

такое впервые;

мы не знаем, чего ждем,

но прекрасно догадываемся, что происходит

После недели беспрерывных атак

от первоначального состава нашего полка

уцелело около двух сотен человек,

остальные – вновь прибывшие,

периодически пополняющие потери,

а также их численность,

зачастую не сумев продержаться и дня

Я разместился под окопным фонарем,

на неподъемных от сырости мешках,

и проверяю обмундирование,

крепления ремней и патронташей

Сумку для противогаза проели крысы

и постоянное ползание на брюхе,

так же, как и сумку для гранат,

откуда теперь они того и гляди вывалятся,

котелок помяло ударом осколка

Зато у меня новенький ранец

и отличный теплый шарф,

снятый с раненого пленного

месяц назад,

как только мы попали в эти окопы

Шарф был уютней и красивее,

чем бывшие у наших вязанные снуды,

но в практическом смысле

оказался не настолько удобным,

что подтвердила первая же ночная вылазка за линию фронта,

когда все пробирались вперед,

делали подкопы под рядами оградительных укреплений из колючей проволоки,

внимательно наблюдая за приближающимся рубежом противника,

а я ползал по развороченной снарядами земле,

среди обугленных, поваленных стволов

и искал в темноте свой шарф

Но сейчас,

сидя здесь,

в этой грязной, сырой траншее,

наряду с фонарем, он вызывал приятные ощущения,

единственные из всего, что могло показаться здесь таковым

Шарф, фонарь

и всплывающие в памяти мысли

о горячей ванной,

чистой сухой одежде,

теплом пледе,

чашке горячего какао

и потрескивающем камине,

среди осенних дождливых сумерек за окном

так располагающего ко сну

А еще то,

как год назад,

из окон своего дома

я несколько раз видел девушку в пальто и светлом берете,

с прекрасными волнистыми волосами, –

ах, как приятно сейчас вообразить,

какой от них мог быть запах!.. –

слегка развивающимися на ветру,

шедшую по мостовой со своей собакой

Я даже толком не видел ее лицо –

только сверху, –

но она была восхитительна,

и я вспоминал о ней все время,

с тех самых пор, как угодил на фронт,

сожалея,

что так и не встретил ее на улице,

не заглянул в глаза,

не познакомился,

не узнал ее имени

С ужина во фляге сохранились остатки холодного кофе,

точнее, чего-то отдаленно его напоминающего,

я сделал глоток,

ощутил осадок на языке

и с горечью подумал о том,

как устал от этой безвылазной грязи и вони промозглых окопов,

горелой земли, выжженной бесконечными артиллерийскими обстрелами,

заваленной разлагающимися, изуродованными в ее осенней жиже трупами,

лишенными раз и навсегда той уютной, домашней жизни,

которой уже не будет

ни у них,

ни, скорее всего,

у нас всех, оставшихся здесь

в ожидании удара превосходящих сил противника,

к тому же прекрасно умеющего вести боевые действия в этих условиях

и никогда не отступающего до последнего солдата

Я не понимаю,

зачем было в течение нескольких дней

бросать в лобовую атаку,

на хорошо укрепленные,

утыканные пулеметными расчетами позиции врага,

свои подразделения

и тем самым перебить почти два полка,

в первой волне которых было много опытных,

давно воюющих солдат и сержантов,

заваливая их трупами все поле от наших до вражеских окопов,

при этом не нанося последним никакого, хоть сколько-нибудь значимого урона

Стоны и крики до сих пор слышатся оттуда,

разбавляемые только отдельными,

эхом разносящимися выстрелами снайперов,

из-за которых мы оставили всякие попытки кого-нибудь отыскать и спасти

Я не понимаю, за кого мы воюем

и почему должны из-за чьих-то разногласий

найти последний приют в этой никому не нужной земле,

ненавидеть и убивать людей,

которых мы даже не знаем,

и чья нация у меня всегда вызывала глубокое уважение?

Первые месяцы,

оказавшись на передовой,

я никак не мог к этому привыкнуть

и просто бежал вперед,

падал,

полз,

стрелял куда-то вверх:

я не собирался никого убивать,

я не представлял, как потом буду смотреть в глаза родным,

той прекрасной девушке,

если когда-нибудь встречу ее,

как буду ходить по воскресеньям в церковь?

И как я вообще могу молить бога о помощи сохранить мою жизнь:

ведь не дать мне погибнуть – значит, дать сделать это кому-то другому

Но очень скоро я убедился, что иначе не получится

Я передернул затвор,

и патрон, с щелчком выскочив,

ударился о землю

Из блиндажа вылез Том,

молодой парень, лет на пятнадцать младше меня,

веселый и доброжелательный,

один из немногих сохранившихся в целости с первой волны атак

Убедившись, что патронник чист,

поднимаю патрон,

вытираю об штаны,

засовываю его обратно,

защелкиваю затвор

и отставляю винтовку в сторону

Поправляю ремни,

ранец,

аккуратно закутываюсь в шарф

Том вернулся из туалета, закурил,

улыбающимся взглядом

показал в сторону Штыка,

что-то бормочущего во сне

под плащ-палаткой,

почесался,

проклял вшей и полез обратно

Штык тоже уцелел с первого месяца пребывания здесь:

усы у него были как у Ницше,

а лезвие штыка всегда начищено и заточено так,