Дорога к небесам

что казалось, им можно бриться

После очередной отбитой атаки,

наши приволокли двух пленных

Это были молодые ребята, лет восемнадцати

Их забили прикладами и штыками

Но Штык в этом не участвовал:

видимо, берег свой клинок для какого-то особого случая

А я окончательно перестал понимать,

что и зачем мы все здесь делаем

В самом начале войны такого не было:

к пленным относились достойно

и более гуманно

А сейчас я слышал, что их держат в ужасных условиях и даже не кормят,

потому что самим не хватает продовольствия,

или вот, – как это случилось у нас, –

просто в ярости добивают

С каждым днем я все сильнее убеждался,

что культура,

со всеми ее нравственными ценностями,

зависит от обстоятельств,

и грош ей цена,

когда у человека появляется возможность

безнаказанно совершать преступление

Я так устал:

от жестокости,

бесчеловечности,

этих проклятых крыс,

вшей и чесотки,

от этой всепоглощающей сырости,

вечного насморка,

отсутствия горячей еды,

повсеместного запаха гари

недосыпания

и постоянно преследующего холода

Я так устал от всего этого

Я не хочу никого ненавидеть,

не хочу ни в кого стрелять

Я не хочу сидеть в этой промозглой траншее

Я хочу домой

Господи, как же я хочу домой…

Небо побледнело,

и над окопом потянулся туман

Какое-то удивительное затишье повисло в воздухе

Свист осветительной ракеты прорезал тишину,

и мне сначала показалось, что это крик чайки

Откуда тут чайки?

Вдруг этот свист стал как-то странно нарастать и усиливаться

Туман принялся расползаться в стороны и подниматься вверх,

как будто его раздвинули гигантскими руками

Волна оглушительного грома накрыла нас –

артиллерийский снаряд впился в землю прямо перед нашим укреплением, выплеснув в траншею гигантские черные ульи из земли и дыма,

обрушивая их на солдат вместе с мешками и бревнами

Невозможно привыкнуть грохоту взрывов,

сколько бы раз ты их не слышал

Я ныряю на дно окопа,

прямо в лужу,

сердце замирает,

и все невзгоды,

мучившие сознание еще десять минут назад,

вмиг исчезают,

оставив лишь ошарашенное состояние

и тень страха,

накрывшую меня обильной россыпью разлетающегося грунта

На мгновение я представил,

как меня хоронят,

и каждый из родных и близких

кидает горсть земли,

стукающуюся о крышку гроба

Снаряды полетели, как птицы на побережье,

к разным точкам

Все поприжимались к бревнам и повыскакивали из блиндажей

Немного придя в себя и нацепив свою амуницию,

кое-как рассредоточившись и взяв себя в руки,

мы приготовились к неминуемо следующей за артобстрелом атаке

Все знали, что первыми пойдут штурмовые группы,

которые забрасывают все впереди себя гранатами,

а потом врываются и перебивают выживших и не успевших отступить

отточенными саперными лопатами

В такие моменты даже не успеваешь выстрелить:

соперник стремителен и организован

Поэтому,

когда огонь поутих,

командование отдает приказ выбраться из траншеи и ползти вперед

Первые крики,

пулеметная очередь

Выстрелы разрастаются,

и через какие-нибудь минуты слышатся удары гранат

Моя граната уже в руке:

стрелять в тумане неудобно,

поэтому я сосредоточен на ней

Шум боя нарастает,

всполохи гранат все ближе:

в этом дыме и тумане окончательно теряется чувство дистанции

Впереди находятся наши,

но насколько далеко – непонятно,

поэтому гранату приходится убрать

Поблизости большая взрывная воронка,

оставленная тяжелым фугасным снарядом

Бегу к ней,

но внезапный ошеломительный взрыв вынуждает меня упасть;

тупые звуки от пуль и осколков, врезающихся в землю,

слышны совсем рядом

Я вижу перед собой упавшего на спину солдата

Это Том

Он ранен

Рядом раздается еще один взрыв,

и через мгновение выскакивает вражеский солдат

Он хватает за винтовку кого-то из наших

и с размаха перерубает ему лопатой шею до самой ключицы,

с силой вытаскивает ее обратно

вместе с потоком крови, заливающей китель

Надо стрелять

Граната с длинной рукоятью падает прямо у ног Тома

Время словно замедлилось,

я бросаю винтовку,

хватаю Тома за ремни,

прыгаю в воронку

и тащу его за собой,

но как-то не очень уверенно и не изо всех сил

Взрыв

Передо мной Том с оторванными ступнями,

едва держащимися на обмотках и уцелевших сухожилиях,

левая нога выглядит так, будто по ней проехался «Марк»

Взрывная волна бросает меня лицом вниз,

прямо на ноги Тома,

срывает каску,

накидывает на голову ранец

Я чувствую, как земля прилипает к взмокшей пояснице,

как что-то горячее растекается по спине

Возможно, это недопитый кофе из фляжки

Я уже не соображаю

Дно воронки раскрывает передо мной бездонную пропасть,

я проваливаюсь в нее, растворяясь во тьме

Я где-то слышал,

что войну можно по-настоящему увидеть только в лазарете

Это правда

Такого количества обезображенных, страдающих людей

мне еще не доводилось лицезреть

Я понимал:

если Том выжил,

ему ампутируют обе ноги

Я пытался узнать, здесь ли он,

но со мной никто не разговаривает и не обращает внимания

Мне же повезло:

несколько осколков в спине, бедре и ягодице,

засевших неглубоко,

повредивших слегка ребра и мягкие ткани

И скоро меня переправят отсюда в военный госпиталь,

на родину

Домой

Я не знаю,

почему не спас Тома

и не приложил все силы,

чтобы укрыть его в воронке,

в которой успел спрятаться сам

Я не знаю,

почему не помог солдату с перерубленной шеей