Читаем Дорога к подполью полностью

Неизвестной осталась для меня фамилия Миши, человека, знакомого мне только полсуток. Тогда мне не нужно было ее знать, а сейчас я об этом сожалею. Фамилия Толи — Бондаренко, ее случайно назвала женщина, открывшая мне калитку. Как звездочки в небе, промелькнули в моей жизни эти два человека, промелькнули, запомнились навсегда — и бесследно исчезли…

На половине пути повстречалась маленькая деревушка, и, как нарочно, на улице никого не было, кроме полицейского, проводившего меня долгим и внимательным взглядом. Чувствуя его взгляд, я не удержалась и обернулась, чего не следовало делать. Фигура моя, к сожалению, была приметна: одета я по-городскому, мозаично исштопанное платье чисто, хорошо разглажено, волосы уложены в тонкую сетку. Я обращаю на себя внимание, а это нежелательно и неприятно.

За деревушкой дорога подошла к краю глубокого оврага, и перед моими глазами открылась деревня, утопавшая в фруктовых садах. Слева от деревни, сразу же за нею, начинались холмы предгорья, покрытые лесом. Дорога круто шла вниз. Я спустилась в деревню. Снова встречные деревенские жители с нескрываемым любопытством осматривали меня, провожая взглядами. Пришлось обратиться к ним с вопросом: действительно ли это деревня Аргин и где живет Нюся Овечкина? Мне рассказали, что надо пройти всю деревню, Нюсин дом — последний на дальней окраине. И вот я у обыкновенной деревенской хаты, возле которой стоял большой стог сена.

Из дверей вышла высокая, худощавая старуха с загорелым лицом. Я поздоровалась и спросила:

— Нюся Овечкина здесь живет?

— Да, здесь, — ответила старуха, — я ее мать, только Нюси нет сейчас дома.

— Я пришла из Симферополя, мне Нюся нужна по делу.

— Ну что же, заходите в хату и располагайтесь там. Нюся скоро придет.

— Благодарю, я лучше подожду ее здесь, на свежем воздухе, отдохну под стогом сена.

— Как хотите, — сказала мать Нюси, — только сядьте так, чтобы вас не видели с улицы, будет от греха подальше, а то у нас, знаете, каждого нового человека замечают.

Я с наслаждением растянулась на солнышке под стогом, совершенно скрывшим меня от взоров прохожих. Старуха то входила в дом, то выходила, занимаясь домашним хозяйством, но в ее молчаливой фигуре чувствовалась настороженность, лицо отражало тревогу. Что за птица прилетела из Симферополя? Явилась Нюся, и все разъяснилось.

— Что с вами случилось? — спросила я, увидев, что у Нюси рука на перевязи.

— Вывихнула руку недели две тому назад, когда переправляла партию людей к партизанам. Была очень темная ночь, я споткнулась, упала в какую-то канаву. А теперь, видите, вся рука и плечо распухли. Из-за руки я и не могу приехать в Симферополь, не знаю, когда поправлюсь…

Узнав, кто я, Нюсина мать сразу повеселела и оказалась очень гостеприимной и разговорчивой. Я познакомилась с тремя маленькими черноглазыми мальчиками. Оказывается, Нюсин муж, коммунист, был расстрелян немцами в первые же дни их прихода. Теперь Нюся жила с матерью, отчимом и своими детьми. У нее в доме бывали партизаны. Нюся часто по ночам переправляла в лес людей, а там получала литературу и оружие, вела подпольную работу в деревне, имела связь с Симферополем.

Мать Нюси накормила нас, и мы до поздней ночи продолжали беседовать, лежа уже в постелях. Я не уставала слушать рассказы Нюси о том, как люди ищут дорогу в лес, к партизанам.

— Недавно был такой случай, — говорила она, — какой-то шофер посадил на машину свою жену с ребенком и поехал прямо в лес. Машину сбросил под откос, а сам с семьей принялся бродить в поисках партизан. Две недели бродили, но партизан не нашли. Продукты кончились. Послали в нашу деревню свою маленькую дочку, чтобы она попросила поесть. Ее привели ко мне. Я отвела к партизанам всю эту семью, которая буквально умирала от голода в лесу. Не так легко и просто найти партизан. Можно днями бродить по лесу и не натолкнуться на них…

Так незаметно прошла большая часть ночи. В деревне начали перекликаться петухи, когда, вдоволь наговорившись, мы решили, что, кажется, пора и спать.

Встали рано, но Нюсина мать уже готовила скромный завтрак.

— Скоро вы там умоетесь? Хватит вам полоскаться, а то каша остынет, — звала она, в то время как мы с Нюсей умывались ледяной водой из бадьи, стоявшей во дворе…

— Ешьте, — приговаривала Нюсина мама, — наедайтесь как следует, ведь вам до Симферополя надо идти, дайте-ка, я вам еще прибавлю.

Мне вспомнился Миша, так и он меня кормил.

Сейчас же после завтрака я собралась в путь. Нюся дала мне только одну листовку и одну газету, больше ничего не было. Назвала адрес и фамилию симферопольского шофера — на всякий случай, если понадобится вывезти нас в лес.

— Может быть, дать тебе адрес другого шофера? — спросила она.

Но я отказалась, решила, что хватит и одного.

Прощаясь, Нюся обещала скоро поправиться и в самое ближайшее время приехать в Симферополь.

Нюсина мать вывела меня из деревни на проселок и остановилась у подножия холма.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары