Дорога к себе

Спустя полчаса на террасе Сантилли ждала картина маслом — Ласайента, склонившаяся над пальчиками Элизабет. Сестра помахивала руками, суша лак, а Джесси с нетерпением ждала своей очереди. И только Элерин, кутаясь в шаль, оставалась равнодушной ко всеобщей веселой суматохе, безразлично наблюдая через стол, как Ласти чертит тонкой палочкой по мизинцу Бетти, выводя из свежих лаковых точек замысловатые цветы.

Из общего щебета вырвалась фраза сестры.

— Влад с утра к Клеру сорвался за новой игрушкой, как мальчишка, — пожаловалась она, любовно рассматривая красно-белый узор. — Чем больше лет, тем больше дури.

Сантилли тотчас сделал себе заметку на память, что надо бы заглянуть к богу в гости, и направился к холодильнику за пивом, но Сах яростно потянулся и соскочил с насиженного перильного насеста:

— Ае, бросай свою роспись. Разминка.

Ашурт сразу мысленно окрестил его гуршем в засаде, пририсовав магу ободранно-пестрый петушиный хвост, и застонал, но послушно потащился к морю, на ходу поцеловав Эле в прохладную щеку и слегка сжав безвольные плечи. Как они раньше бегали на эти чертовы разминки? И ведь не лень же было вставать ни свет ни заря и прыгать по часу и больше.

Остались за спиной громкое девичье возмущение по поводу незаконченного маникюра, уютная мягкость кресел в полумраке гостиной, холодное пиво на полках холодильника, исходящие ароматом слойки с мясом на столе, солнечные зайчики на стенах террасы и безнадежная отрешенность Элерин. Они словно поменялись местами, но она тогда не бросила мужа, и он сейчас не бросит жену. Пусть не любимую, но такую дорогую ему женщину.

Сегодня разминка пошла легче — сказался ночной разговор с друзьями, когда они анализировали сложившуюся ситуацию. Надо было позвать Ласти, но та уже ушла спать, а тревожить уставшую демонессу Сантилли не стал, пусть отдыхает. Он выбросил из головы ее плохое утреннее настроение, отложив эту проблему на потом, и целиком окунулся в окружающий мир. Ашурт знал, что сразу ничего не получится, и был спокоен и расслаблен. Все придет со временем и наладится, потому что вернулся смысл его жизни, осталось самое малое — найти дорогу к себе.

К завтраку подоспел Мишель с недовольным чем-то Демоном. Кот, как только открылся портал, своим ходом проскочил границу и, нахохлившись, уселся на стул. Сантилли он показался похожим на старый лесной мухомор из детских земных сказок, но озвучивать свои мысли демон остерегся, зная ядовитый язык вредного зверя, когда тот не в духе.

Окрима встретила шумную компанию девушек и парней душной жарой улиц и благословенной прохладой огромного крытого базара.

«Обожаю, Орхан, — Ласайента полной грудь вдохнула свежий воздух, — можно без проблем завалиться без свиты на рынок, побродить по рядам, до хрипоты торгуясь с купцами, и никто и слова против не скажет. Золотой народ!».

Среди местных, и не только среди них, одно время бродил анекдот о том, как какой-то новоиспеченный визирь решил поближе познакомиться с народом, навестив Окримский базар, и выбрать себе сабельку-другую. Он с небывалым шиком обставил собственное шествие по улицам столицы, а чтобы внушительную свиту не затоптали на рынке, приказал очистить его от покупателей. Вот еще, толкаться среди простонародья! После этого визита на все базары столицы напала странная эпидемия: как только на них появлялся кто-нибудь из дома визиря, по рядам лихо проносилась холера, оспа или дизентерия (в зависимости от фантазии владельца), и лавки с треском закрывались во избежание распространения заразы. Но спустя некоторое время продавцы чудом исцелялись и снова открывали торговлю. При расследовании столь таинственных метаморфоз купцы чистосердечно поднимали глаза к небу со словами: «На все воля Всеблагого отца нашего. Все мы в его руках», — и проводили по лицу ладонями.

Рассказавший байку Рашид, хитро ухмылялся в густые усы и на вопрос: «Чем кончилось?», — отвечал: «Как обычно — казнили дурака, чтоб не подрывал экономическое положение в стране». Анекдот анекдотом, а кого тогда обезглавили на площади?

Торговцы, привыкшие к нашествиям разномастных гостей из разных миров, с философским спокойствием встретили и более чем откровенный наряд Эджен из брючек и символической кофточки, еле прикрывающей грудь, и полупрозрачную широкую юбку Джес с блузкой, в которой выреза было больше чем самой блузки, и Ласайенту в черной мужской футболке и джинсах. Элизабет в отличие от них мела пол многослойным легкомысленным платьем, контрастно выделялась на фоне чопорной Элерин, закутанной в тонкую шаль, как в кокон. И только Сах Ир полностью соответствовал обстановке: шаровары, рубаха и длинная безрукавка по орханской моде, перехваченная широким шарфом. Император и маркиз в повседневной одежде скромно терялись среди этой пестрой клумбы.