Дорога к себе. Ступить за грань

— О причине такого отношения к воплощенным богиням, я тоже осведомлена, — продолжила я, догадываясь, что отделаться лишь констатацией факта своего знакомства с некоторыми нюансами истории Самарании, у меня не получится. — Считается, что через кайри ее жрец раскрывает всю полноту дара, становясь вне ранга. Мне трудно осознать, насколько это серьезно — вне ранга, но я могу предположить, что для остальных одаренных данный счастливчик становился вне конкуренции, если говорить о власти и влиянии, — закончила я, улыбнувшись.

Вряд ли получилось оптимистично, скорее, провокационно — во взгляде не только Вераша, но Римана, которого я продолжала хоть и слабо, но ощущать, появилось явное недовольство.

— Вы абсолютно правы, — после короткой, но довольно напряженной паузы, подтвердил он. И я бы поверила, если бы не тон, который противоречил тому, что он произнес. — Но это не вся правда, — «обрадовал» меня медик. — Эклис Ильдар водил вас в Храм Триединой? — неожиданно жестко спросил он, заставив меня вздрогнуть.

Прежде чем ответить, посмотрела на Ильдара…

И пустота расступилась, оставив нас на берегу моря. Взгляд скользнул к горизонту, пытаясь вмиг охватить всю эту бесконечную синеву, играющую оттенками и наполняющую воздух тихим, но мерных шумом, но замер, зацепившись за одинокую фигуру женщины.

Она стояла спиной к нам, по щиколотку в воде. Невысокая, хрупкая. Ее длинные седые волосы трепетали на ветру, простое светлое платье то надувалось колоколом, то опадало, мягкими линиями очерчивая фигуру.

— Кто это? — с трудом заставив себя говорить, спросила я, когда Ильдар поставил меня на мягкий и теплый песок.

— Триединая, — так же тихо произнес он. — Еще ее называют Многоликой. Богиня Богинь. Прародительница артосов.

— Она…

Вопроса я не закончила. Не смогла.

Но Ильдар понял, что меня интересовало:

— Она ждет. Между жизнью и смертью. Между величием и забвением. Ждет, когда ни одна, а трое войдут в Храм и вернут в мир силу, от которой когда-то отказались ее дети.

— Говори, — разрешил он… на мгновение словно вывалившись из этого мира.

Похоже, мои воспоминания были одни на двоих.

— Да, — вздохнула я. — Водил.

Теперь во взгляде Вераша была если и не обреченность, то смирение уж точно… Как если бы — не изменить, не исправить.

Мне бы испугаться — главный медик эклиса всегда производил на меня впечатление здравомыслящего, но внутри даже не дернулось, словно намекая, что бояться пока еще рано.

— Тогда вам известно, — как-то подобравшись, неожиданно равнодушно, безлико, начал он, — что три дара изначально составляли суть одной — Триединой. Страх перед властью и могуществом того, в чьих руках может быть сосредоточена столь великая сила, заставил наших предков изменить структуру верования, определив Судьбу, Предназначение и Выбор, как отдельные ипостаси и возведя три Храма там, где изначально был один.

— Да, я читала об этом, — кивнула я, непроизвольно съеживаясь. Если до этого момента чувствовала себя достаточно уверенно, то теперь…

Поднявшись с дивана, подошла к Ильдару. Прислонилась к нему спиной, позволяя прижать к себе и… обнять. Не разделяя с ним свою тревогу, просто понимая, что когда мы вместе, это значительно больше, чем просто он и я.

— Но вряд ли вы читали, что у приверженцев идеи возрождения Триединой существует теория, подтвердить которую пока что никому не удалось.

— Она как-то связана с истреблением кайри? — поинтересовалась я, ясно ощутив, что без наводящего вопроса продолжения не будет.

Словно проверка… Меня!

— Напрямую! — вместо Вераша ответил Риман, тоже подходя ближе. Остановился в нескольких шагах, но смотрел при этом не на меня или Ильдара, а куда-то за окно. — Жрец находит кайри, ощущая в ней отклик своему дару. Видя в ней образ той, которой поклоняется, кому отдает всего себя, все свои помыслы, желания, мысли. Кому служит в вере и безверии.

— Звучит необычно, — хмыкнула я… давая нам обоим передышку.

Риман буквально светился, как если бы там, в той дали, куда был устремлен его взгляд, стояла она… его Богиня, осеняя своим благословением.