Дорога к замку

Положенное время истекло. В дверцу, находящуюся в основании эшафота, вошёл инспектор с секундомером в руке, за ним — врач с фонендоскопом на шее. Свой портфель он оставил снаружи. Верёвка вдруг ослабла и заскользила вниз…

Работа была окончена, и все вышли на улицу. Дождь прекратился, тучи начали рассеиваться. Застрекотали цикады. Ветерок шумел в ветвях гималайских кедров, сдувая с них дождевые капли.

Впереди нас с Хорибэ бок о бок шли поп и директор.

— Сегодня ничего прошло, — сказал Хорибэ.

— А?

— Говорю, поработали сегодня нормально.

— Пожалуй, — ответил я.

Из-за туч выглянуло солнце.

Когда мы вошли в комнату для охранников, там сидел Накагава в штатском.

— С возвращением, — сказал он, оглядев нас.

— Ты чего это здесь? Почему в штатском?

Глядя на Накагаву, я снял и отшвырнул белые перчатки. Он посмотрел на них, но тут же отвёл взгляд.

— Я… — начал он.

— А? — обернулся к нему Хорибэ.

— Уволился, — решительно закончил Накагава.

— Что? Кто тебя уволил? — спросил Хорибэ.

— Никто.

— Так в чем дело?

— Я сам так решил, — ответил Накагава.

Хорибэ посмотрел на меня. Я отвёл глаза и закурил сигарету.

— Я, наверное, плохо поступил, — сказал Накагава, — но мне это…

— Не под силу, а? — закончил за него Хорибэ. Накагава покраснел.

— Другую работу нашёл? — спросил я.

— Нет пока. Хочу домой съездить, поразмыслить.

— Ну–ну.

— Ладно, ничего, — сказал Хорибэ. — Найдёшь себе другую работу. Ты парень молодой, неженатый.

— Я вам напишу.

— Ага, напиши. Слушай, а может, ты все-таки поторопился?

— Может быть. Но я уже билет купил. Боялся, что передумаю.

— Понятно…

— Спасибо вам за все.

— Да не за что.

— Счастливо.

— Пока.

— Ага.

— До свидания. — Накагава вышел из комнаты. Ноги при ходьбе он больше не приволакивал. Мы с Хорибэ сидели на диване и молчали.

— Ты видел, как он смотрел? — спросил Хорибэ.

— А?

— Видел, говорю, как он смотрел на нас?

— Дрожал немного.

— Такую рожу состроил, будто на гадюку наступил. Хорибэ встал, взял у меня из пачки сигарету и посмотрел на белые перчатки, валявшиеся на столе.

— Зло меня берет.

— Меня тоже, — сказал я.

— Слюнтяй чёртов.

Хорибэ сердито подошёл к окну и отдёрнул шторы.

— Ладно, кончай, — сказал я.

Снова проглянуло солнце, ярко осветив все углы комнаты.

V

После казни мне полагался отгул, и на следующий день мы с женой и детьми отправились на море. Мы поднялись на высокий холм. Внизу расстилался океан, дул сильный ветер.

Дети кубарем скатились по раскалённому песку, радостно визжа.

— Ой, волны высокие, — сказала жена.

— Угу.

— Ничего? Не опасно? — спросила она, придерживая рукой соломенную шляпку с красной лентой.

— Здесь — опасно, — ответил я. — Есть место потише. Я взял у жены корзинку с провизией, и мы спустились вниз, к детям. Вблизи волны казались ещё выше. Когда они откатывались, обнажая морское дно, детишки бросались подбирать ракушки и камушки.

Разувшись, мы пошли вдоль берега по воде. Волны мочили нам ноги до колен и откатывались прочь. Кипящая пена и морская вода влекли за собой, словно хотели утащить в глубину.

Вскоре мы вышли к бухточке, окружённой скалами.

Здесь было мелко, большие волны сюда не доходили, а вода была чистой и прозрачной.

Жена раскрыла под скалой большой красно–белый зонт, расстелила на песке клеёнку и стала доставать из корзины сок и бутерброды.

Я раздел сыновей до плавок и пошёл с ними купаться. Песок на дне, где поглубже, был холодным. Мы стали брызгаться водой, а жена, смеясь, смотрела на нас с берега. Потом я выплыл на глубину и нырнул. Дно было освещено солнцем, моя тень скользила по волнистому песку. Стайка рыбёшек бросилась от меня врассыпную.

Наплававшись, я улёгся загорать на разрушенных мостках, нагретых солнцем. Дети что-то строили на берегу из песка. Потом я вернулся к жене, вытерся полотенцем и выпил пива.

— Какое место хорошее, — сказала жена.

— Лучше, чем дома сидеть, а?

— Ага. И для маленького, наверное, полезно.

— Угу.

— Что с тобой? — спросила жена, заглядывая мне в лицо.

— Ничего.

— Да нет, я же вижу. Ещё со вчерашнего дня.

— Может, и так.

— Как дела у Накагавы?

— Уволился.

— Правда? Почему?

— Не понравилось.

— До такой степени?

— Вроде бы.

Я зарыл пустую бутылку в песок, оставив торчать одно горлышко. Жена достала мне из кармана рубашки пачку сигарет. Вытерев руки полотенцем, я закурил.

— Не годился он для вашей работы, — сказала жена.

— А я гожусь, что ли?

— Не знаю. Хорибэ–сан, наверно, годится.

— Наверно.

— Он — годится.

Волна смыла гору из песка, нарытую детьми.

— Ой! — вскрикнула жена.

— Ты что?

— Нет, ничего. Ребёнок шевельнулся.

— А–а.

Жена смотрела вдаль, на белые рыбацкие суда.

— Вот подрастут дети, узнают, где я работаю, что они скажут?

— Почему ты спрашиваешь? Ты никогда об этом не говорил.

— Так, — сказал я, — попробовал себе представить. Рыболовецкие суда разом загудели. Испуганные чайки взлетели с волн и кругами стали подниматься в небо.

Жена громко позвала детей. Они побежали к нам, расшвыривая песок.

Наш выходной