Дорога к замку

В палате стало тихо, все затаили дыхание, только глаза присутствующих передвигались с предмета на предмет. Прошла ещё минута. Биение сердца теперь можно было различить, лишь с силой прижимая фонендоскоп к груди.

Смерть приближалась, человеческий организм неуклонно угасал. "Вот сейчас, сейчас", — думал Ясухара. Теперь, когда смертельный исход уже не вызывал сомнений, он вдруг заволновался, не зная, как поступить дальше. На него смотрят семеро родственников умирающего и две медсёстры. Все они уже поняли, что смерть неизбежна. Вопрос только в том, в какой именно момент она наступит. И объявить об этом должен он, Ясухара. Молодой врач задумался, вдруг проникнувшись ответственностью поставленной перед ним задачи. Палата представилась ему сценой, где умирающий был актёром, а родственники — зрителями. Стоит ему поднять руку и объявить: "Свершилось!" — и сразу актёр падёт мёртвым, зрители зарыдают и наступит развязка пьесы. Но только когда нужно подать эту команду?

Ясухара испытывал волнение режиссёра, не знающего, справится ли он со сложной постановкой.

Пока его одолевали тревожные мысли, дыхание больного вдруг прекратилось. Заметив это, все родственники разом как‑то подались вперёд. Ясухара надавил фонендоскопом на грудь и не услышал ни звука. Ни дыхания, ни пульса, ни биения сердца — ничего.

"Умер", — подумал он, и тут же с губ у него сорвалось:

— Умер.

Все родственники повернулись к Ясухара, как бы желая убедиться, что он не шутит, и тут же бросились к кровати:

— Отец!

— Папа!

— Брат!

Все стоны слились воедино, и покойник оказался погребённым под телами склонившихся над ним родственников.

Ясухара свернул фонендоскоп и, повернувшись к усопшему, склонил голову. Теперь, когда все уже было позади, он считал, что его первая встреча со смертью прошла благополучно. Глядя на рыдающих родственников, Ясухара сознавал, что его роль окончена.

И тут произошло нечто ужасное.

Когда Ясухара уже подходил к двери, за его спиной вдруг раздался общий крик удивления и ужаса, и все семеро родственников шарахнулись от кровати. Тонко вскрикнула сестра Аикава. Обернувшись, Ясухара увидел, как усопший набрал полную грудь воздуха и выдохнул: "Фу–у-у…"

— Он ещё жив!

Вы представьте: пациент, только что объявленный умершим, вдруг оживает, причём происходит это в присутствии оплакивающих его родственников!

И тогда Ясухара вспомнил о дыхании Чейн–Стокса. Ему чуть не стало дурно. "Ох, болван, как же это я ляпнул не подумавши! Ну и влип!.." — завертелись у него в голове горестные мысли.

Дыханием Чейн–Стокса называются несколько глубоких спазматических вдохов и выдохов, которые происходят непосредственно перед наступлением смерти. С приближением конца в организме резко снижается содержание кислорода и повышается содержание углекислого газа. Избыток углекислого газа возбуждает дыхательный центр головного мозга и вызывает несколько судорожных вздохов, которые являются верным признаком приближающейся кончины, но человек в это время ещё жив. Смерть наступает с последним выдохом. Если, поторопившись, объявить о кончине сразу после первой остановки дыхания, вполне можно попасть в такое же дурацкое положение, в каком оказался тогда Ясухара.

IV

— Ну и что было дальше? — спросил я у него, сдерживая смех. Он, покривившись, ответил:

— Пришлось все им объяснить.

— Что объяснить?

— Ну, что он все равно сейчас умрёт.

— Все равно умрёт?

— Да. Я им так и сказал: "Не волнуйтесь, он сейчас умрёт".

Я представил себе эту картину и задохнулся от хохота.

— А что мне оставалось делать? — грустно заметил Ясухара, пощипывая усики.

— Ну а потом?

— Через пару минут он действительно умер.

— Естественно.

— Честно говоря, больше всего в ту минуту я боялся, что он возьмёт и выживет.

— Да, для врача это был бы конец.

— Ещё бы…

Я справился наконец с приступом смеха и спросил:

— Родственники, наверное, все равно на тебя обиделись?

— Да уж. Когда я сказал: "Ну все, теперь он действительно умер", они посмотрели на меня с настоящей злобой.

— А потом?

— Поскольку он все‑таки умер, все обошлось. Правда, из‑за этой истории я заработал себе прозвище.

— Какое?

— Ты смотри, никому ни слова. Об этом знали только хирург Одзава и медсёстры.

— Буду нем как могила. Какое?

— Доктор Щасумрет.

— Доктор Щасумрет?

Я засмеялся, и Ясухара тоже улыбнулся.

— После этого мне та больница совсем разонравилась, и хотя я должен был проработать там три месяца, но уже через месяц, сославшись на болезнь матери, уехал назад, в университетскую клинику.

— Попало тебе за это?

— Меня ругали только за то, что я зря распереживался. Мол, раз сердце остановилось и дыхания нет, значит, человек умер и жить уже не будет, а объявишь ты об этом пятью секундами позже или раньше, роли не играет.

— Это верно.

— Ну я и успокоился, а то сам не свой ходил. На днях учил одного молодого врача, чтобы он ни в коем случае не терял самообладания, когда будет впервые "выносить".

— Себя в пример не приводил?

— Привёл. Такая, говорю, история произошла с одним моим другом.

— Ну ты даёшь!

— А что, имён же я не называл.