И как это часто случалось, когда они оставались вдвоем, Марк Захарович и Александра Дмитриевна отдавались воспоминаниям о прошлом, о своей боевой молодости.
5
Анна Матвеевна мыла посуду после обеда. Филипп Андреевич прошел с газетой в большую комнату. Яков уже сидел над своими книгами по реактивной технике, а Борис то заходил в кухню, то выходил из нее и все поглядывал на Анну Матвеевну, не решаясь спросить о чем-то.
— Ну, как дела с Дворам культуры? — заговорила Анна Матвеевна.
— Нормально. К осени левое крыло закончим. А знаете, почему так здорово подвигается? Из-за ихнего директора. — Борис кивнул на комнату, где сидел Яков. — До чего напористый человек! Со стройки будто и не вылезает. Когда только успевает свои дела делать. А главное, все у себя на комбинате выкраивает. Знаете, какие люстры в электроцехе изготовили? Я такой красоты и во сне не видел. Там Михаил командует. И все, что для стройки необходимо, директор все достанет. Наш-то иногда распишется: невозможно, мол, дефицит. А этот словно из-под земли добудет.
— Для рабочих старается.
— Уж очень деловой человек. Ну и народ в него верит, со спокойной совестью люди работают — знают: не заест, остановки не получится. Мои бухгалтеры — что твои каменщики. Кирпичик к кирпичику, как костяшки на счетах, кладут. Нормально получается. Проводку взялся Яков делать, — Борис понизил голос, — скрытой поведут. Культурно получится.
— А как Николай Поликарпович трудится?
К этому, собственно, Борис и подводил разговор.
— Тоже со стройки не вылезает. Даже бриться перестал. Раньше пил, но все-таки брился, а сейчас на Карабаса походит. Я слышал, его Яшкин директор расхваливал: уж больно ловко физкультурный зал получился. А дядя Коля уже какой-то особенный жилой дом проектирует, у которого все комнаты на юг будут. Он мне наброски показывал. И вот, — Борис передохнул, — и вот просит помочь ему.
— Чем помочь?
— Чертить. Я пробовал. Получается. И он меня хвалил. Он мне такое объяснял, до чего бы самому всю жизнь не додуматься. Говорит, мне обязательно учиться надо, на архитектора. Я твердо решил: в этом году десятый класс закончу. В школу рабочей молодежи поступлю.
— Это не плохо. Изменился, значит, Николай Поликарпович.
— Совсем его теперь не узнать! Анна Матвеевна, я… я вот подумал… и он очень просит.
— Ну, ну, говори, Боря, не стесняйся.
— Переехать мне к нему нужно.
— Что ж… тебе виднее. Ты теперь человек взрослый, самостоятельный.
После ужина, перед сном Борис сказал о своем намерении Якову. Тот долго думал, отвернувшись в сторону. Пока они не разделись, все молчали. Уже перед тем как выключить свет, Яша взглянул на товарища. Вдруг он не выдержал и улыбнулся как умел улыбаться только он один: сдержанно, но и лицом и глазами.
— Бей архитектора! — закричал Яша и с подушкой в руке перемахнул на кровать Бориса.
Впервые они схватились бороться. Загремели опрокинутые стулья, вздрогнул задетый стол и с него на пол посыпались книги по реактивной технике. Испуганная Анна Матвеевна заглянула в комнату.
— Очумели? — рассердилась она. — Под нами люди живут!
Филипп Андреевич появился за ее спиной, сказал: «Ну их, дай молодой крови побеситься», — и захлопнул дверь.
Обвив друг друга руками за пояс, Яша и Борис кружились по комнате, громко пыхтели, крякали, лица их вспотели. Долго никому из них не удавалось добиться перевеса. Потом, потеряв равновесие, они разом грохнулись на пол. Борис едва не оказался на обеих лопатках, но у него было побольше опыта. Яков еще недостаточно окреп, чтобы осилить своего бывшего заступника. Он и опомниться не успел, как увидел на себе сидящего верхом Бориса.
— Хе-хе! — победно кричал Борис. — Дайте мне кто-нибудь нож, я сдеру с него скальп!
И, уже сидя рядом с Яковом на кровати, сказал:
— А здоров же ты, дьявол, стал. Я ведь и Мишку с одного маха укладываю. Придется тоже физкультурой заняться.
— Утихомирились? — Анна Матвеевна снова заглянула в комнату. — Может, потребуете снова ужином кормить, так не рассчитывайте. За сегодня все продукты съедены.
— Потерпим, — заверил ее Борис.
Анна Матвеевна залюбовалась молодыми людьми. Они сидели обнявшись. Майки обнажали их загоревшие, налитые силой плечи. Но другая, необъяснимая сила была на их лицах. Она роднила друзей и в то же время делала непохожими. Один подвижной, быстрый, ни минуты покоя; другой спокойный, невозмутимый. У одного все чувства рвутся наружу, на лице, как в книге, можно прочесть все, что лежит на душе. У другого мягкие черты, улыбка добрая, и смутить его ничего не стоит.
В эту ночь они не могли наговориться. Неожиданно у обоих появилась беспричинная восторженность, будто они собирались в далекое и необычайное путешествие.
Уже засыпая, Яков пожалел:
— Жаль, что тебе Катя разонравилась. У нее с Любой дружба как у нас с тобой. А теперь ее Стешенко сватает.
— А… она? — чуть слышно спросил Борис.
— Люба говорит, что у них настоящая любовь. После победы собирается к Стешенко на родину ехать, в Донбасс куда-то.
Борис промолчал. Яков не мог видеть его лица. Когда он снова окликнул Бориса, тот не отозвался.