Дорога к звездам

— Не надоедливая, а упрямая. Ты думаешь, мне не удастся стать летчиком? Дудки! Я добьюсь своего. Но дело сейчас не в этом. Я там разговор один подслушала. Понимаешь, как получилось? Я ворвалась к секретарю, ну, без очереди, понимаешь? Он попросил меня присесть, а сам продолжал разговор с каким-то мужчиной, таким крепким, плечистым и… и, ну как бы тебе пояснить, с командирским лицом. Этот мужчина говорит: «Понимаешь, Степаныч что значит легированная сталь для фронта: броня, снаряды, детали самолетов? А народу у меня все меньше и меньше. Чем компенсировать? План мне сначала удвоили, а вот теперь собираются утроить». «Ищи, — отвечает секретарь, — молодежь привлекай, женщин. Резервы у нас богатые, патриотизма побольше, чем у немцев. А сталь нам вот так». — И провел ладонью по горлу.

— Что же было дальше?

— Я, знаешь ли, на цыпочках вышла, чтобы не мешать такому разговору. Тот мужчина — директор металлургического комбината, я у машинистки узнала. Вот. Так я по дороге все думала, думала и решила.

— Ну? — насторожился Яков.

— Нечего зря болтаться, пойду воевать… в тыл. Работать пойду, вот что.

— На комбинат?

— Хотя бы.

— А школу? Бросать?

— Не бросать, а отложить.

— Но как же институт? Ты же знаешь… я хотел… рассчитывал…

— В авиационный институт? Строить межпланетные корабли? — Люба презрительно поморщилась. — Уж очень много ты говоришь, да дела не видно.

— Да?

Яша встал, заложил руки за спину и холодно поглядел на Любу.

— Постараюсь исправиться, будущий король воздуха. Твои-то собственные желания тоже на глиняных ногах.

Они стояли друг против друга, оба задетые за живое, готовые поссориться.

— Ой, Яшка, — первая овладела собой Люба, — прости меня. Я эти дни прямо сама не своя стала. Никто меня понять не хочет. Вот ты один у меня только…

Она положила ему на плечи руки, потом переплела за его шеей пальцы и долго смотрела в его глаза.

— Тебе, разумеется, нужно кончать школу и институт не откладывать. У тебя, Яшенька, дорога будет длинная и трудная.

Яша прижал ее к груди. Они оторвались друг от друга, услышав чьи-то голоса.

А Южноуральск жил обычной размеренной жизнью, будто войны и не было. Где-то грохотали сражения, где-то гибли люди, пылали города и села, танки мяли созревшие хлеба. Где-то прятались в ночи прифронтовые затемненные города, отбиваясь от налетов вражеской авиации.

Для южноуральцев война существовала сводками Совинформбюро, письмами с фронта, возрастающей напряженностью заводов, да тревогами за судьбу Родины, которая решалась там, на полях сражений.

По дороге домой Яша остановился перед картой у редакции городской газеты. Рядом с ним стояли люди, все они смотрели на отодвигавшуюся к востоку линию фронта. Пал Смоленск… Совсем недалеко от Москвы. Бои идут под Вязьмой.

Каждый раз, как Яша смотрел на карту, внутри у него словно что-то обрывалось, расползалась неприятная гнетущая пустота. Где же Володя, почему, в самом деле, от него нет писем?

Дома никого не было. Яша прошелся по безлюдным комнатам, не зная, чем заняться, остановился у своего стола и тут заметил записку, написанную крупным почерком Бориса:

«Где ты шатаешься? Приходила Ира, очень хотела видеть тебя перед отъездом. Она уезжает на курсы ЦК ВЛКСМ в Москву. Мы с Анной Матвеевной пошли ее провожать. Поезд уходит в 6–24. Если успеешь, приезжай прямо на вокзал.

Борис»

Яша выскочил на кухню, взглянул на ходики: шесть часов восемь минут. До отхода поезда шестнадцать минут, до вокзала три километра. Грохнув дверью, Яша скатился по лестнице и выскочил из подъезда.

Трамвай — удача! Яша запрыгнул в него на полном ходу, извинился перед кондуктором, которая собралась было остановить трамвай и позвать милиционера, поспешно взял билет.

И все мучительно пытался сообразить: на какие курсы? Почему? Во время войны не может быть иных курсов, кроме как для подготовки фронтовых работников. Значит, Ира, будет на фронте. А он рискует не увидеть ее перед отъездом.

Трамвай полз нестерпимо медленно. На перрон Яша выскочил в шесть двадцать шесть. Поезда на перроне не было, расходились провожающие. Его окликнул Борис, он вел под руку Анну Матвеевну и Тамару Николаевну. Обе женщины плакали.

Яше стало тоскливо, захотелось укусить себя за руку, закричать. Комок подкатился к горлу, говорить он не мог.

12

Михаил созвал комсомольское собрание.

— Такое дело, — сказал он. — Был я сегодня в райкоме. Пришли там при мне ребята и девушки из восьмой школы брать направление на работу на металлургический комбинат.

— Слышишь? — Борис толкнул локтем Яшу. — Это Любушкина работа. С косами была? — спросил он Михаила. — С глазами такими большущими?