Дорога к звездам

Филипп Андреевич с папиросой во рту зашел в комнатку сына, постоял за его спиной, заглянул в тетрадь и спрятал в уголке рта улыбку.

У отца было желание поговорить — разговор у них всегда получался задушевным, длинным, но сейчас, увидев, чем занят Яша, он бесшумно вышел обратно.

На повторение теорем ушло немало времени, на задачки и того больше. Как только Яша расставался с моделями, он становился медлительным. Особенно медленно он писал. Иногда он застывал над недописанным словом, будто забыв, какая буква за какой должна следовать. Воображение уносило его далеко. Спохватившись, Яша нехотя возвращался к учебнику.

Выручала хорошая память. Захлопнув, наконец, учебник, Яша мог пересказать все прочитанное или написанное — оно стояло перед его глазами, точно застывший кадр кинокартины.

На другой день в классном журнале рядом с «плохо» Ольга Михайловна вывела против фамилии Яши «отлично». И в тот же день, придя с работы, Филипп Андреевич передал сыну купленные накануне фотопринадлежности.

Не ожидая захода солнца, Яша немедленно занавесил окно и принялся заряжать кассеты. Вскоре он выскочил с аппаратом во двор в поисках объекта для съемки. На первый раз можно было сфотографировать даже дровяник, из-за которого выглядывала береза.

Сделав снимок, Яша бросился обратно в затемненную комнату. Когда на стекле, опущенном в проявитель, обозначились контуры дровяника и березы, мурашки восторга побежали по спине мальчика. Ему показалось, что вдруг он погрузился в мир одной из тех сказок, которые читал в детстве, и добрый маг-волшебник, притаившийся во мраке комнаты, творит чудеса.

Не дав как следует просохнуть негативу, Яша побежал с ним к Борису. Затем они уже вдвоем возились с фотоаппаратом, фотографировали друг друга, фотографировали все, что попадалось на глаза. Пластинки тут же проявлялись и выносились на двор для сушки. Мальчики стояли, подставив стекла под ветер, переступая с ноги на ногу от нетерпения. Потом они занялись печатанием, перепортили массу бумаги.

И, конечно, в этот день им было не до домашних заданий. Зато на другой день все в классе знали, что Якимов сделал сам фотоаппарат, который здорово фотографирует.

Яша не удержался, чтобы не поделиться успехами с Григорием Григорьевичем. Руководитель станции, сумрачно глядя перед собой, повертел в руках снимки. Он сам удивился той антипатии, граничащей с ненавистью, которую вызвал у него этот смуглый, худосочный мальчик с черными живыми глазами. Неприязнь была безотчетной, еще неосознанной. Григорий Григорьевич с испугом прогнал от себя мысль, что он, может быть, завидует этому мальчику. Еще чего не хватало! У него за спиной жизненный опыт, а это пока никто и ничто, желторотый цыпленок.

— Григорий Григорьевич, — попросил Михаил Огородов, — давайте сделаем несколько таких фотоаппаратов, как у Якимова. Тогда мы все научимся фотографировать.

— У меня, дорогие мои, имеется утвержденный Райсоветом план, — хмуро ответил руководитель станции, раздражаясь от того, что ему приходится лгать и вывертываться для оправдания своего упрямства, — нам покуда есть чем заниматься. Взгляните, с каким увлечением трудятся мальчики.

Действительно, за длинным столом, на котором лежал каркас будущей полутораметровой модели парохода, прилежно стучали молотки, шаркали пилки лобзиков. Учащиеся шестых и седьмых классов готовили из фанеры детали палубы. Пахло пригорелым столярным клеем и свежими опилками.

— Да, но здесь почти одни новички, — заметил Михаил. — И эти походят, походят, а потом сбегут.

Григорий Григорьевич пожал плечами. Подобные разговоры портили ему настроение.

— Никого не держу против воли, — сказал он. — Кроме того, здесь не политехнический институт, а детская техническая станция. Моя задача привить детям элементарные трудовые навыки. Впрочем, в мои обязанности не входит давать объяснения вам, друзья мои. Я отчитываюсь там, где это положено.

У Михаила от гнева задвигались ноздри. Но Яша стал дергать его за рукав и тем испортил красноречивую отповедь, вертевшуюся на языке у Огородова. Староста лучше всех в классе умел произносить речи.

После занятий Яша и Михаил вышли вместе.

— Нет, так дальше продолжаться не может, — решил Михаил. — Борис не ходит? Не ходит. Кузя не ходит? Не ходит.

Он пересчитал всех друзей, которые перестали посещать техническую станцию.

— Пойдем к Борису, поговорим детально.

Бориса они застали за работой: он наполнял гильзы патронов порохом, отмеряя его из коробки при помощи специальной мерки, похожей на наперсток. Очевидно, дядя собирался взять его с собой на очередную охоту.

— Да ведь экзамены на носу, — нахмурился Михаил. — О чем ты думаешь?

— Мы только на выходной день, — смутился Борис.

— Знаем мы твои выходные дни! Неделю по лесам проболтаешься и будешь придумывать невероятные истории. А я потом хлопай за тебя глазами перед завучем и перед директором тоже. Знаешь, как меня Нина Романовна пробирает? Рубашка к спине приклеивается. Вот что. А ты другое скажи: в техническую станцию будешь ходить или не будешь?