Дорога к «звездам»

— Ах, уйдет, сука!.. — прерывающимся хриплым голосом бормотал Водила и напряженно вглядывался вперед, где то и дело мелькала «спина» Аликовой «тойоты». — Ах, уйдет, гад... И выживет! И пойдет опять эта «дурь», эта наркота сраная по всему свету... И люди будут дохнуть от нее, и дети будут ее пробовать... В той Настюхиной школе — дочки моей, где все за доллары — и пирожки с капустой, и академики, — наркота по всем классам гуляет!.. В старших — колются, в младших — нюхают... Вот скажи, Кыся, как уберечь ребенка?!

Водила застонал, прижимая одну руку к животу, а второй быстро вертя руль то в одну, то в другую сторону. Но неожиданно оборвал стон и обрадованно прохрипел:

— Гляди, Кыся!.. Ремонт дороги!!! Слава те, Господи! Хер он у меня теперь уйдет, сучонок падлючий!..

Я увидел, как впереди засверкали желтыми лампочками огромные стрелки, указывающие на резкое сужение автобана, а впереди нас стало плавно, замедляться движение машин по всем четырем полосам, вливаясь всего лишь в две полосы, свободные от ограждения.

Водила опять включил сирену и, чуть ли не распихивая сужающийся поток машин, почти вплотную сумел приблизиться к «тойоте» Алика.

Вот теперь Алику уже некуда было деваться. С боков он был зажат десятками машин, а впереди него еле двигался гигантский серебристый рефрижератор из Голландии!..

— В койку, Кыся! — совершенно чужим голосом крикнул мне Водила. — Прижмись там к задней стенке! Счас он у нас нанюхается кокаину!!!

Я тут же прыгнул в подвесную койку и с ужасом увидел, что, в то время как все машины вокруг уже снижали скорость до минимума, мой Водила вжал педаль газа в пол кабины и с сумасшедшей скоростью помчался на белый микроавтобус «тойота», так хорошо различаемый теперь на фоне широченной задней стенки серебристого фургона голландского рефрижератора.

На мгновение мне показалось, что все это происходит в каком-то кошмарном сне, и стоит мне сделать усилие, как я проснусь и окажусь в нашей симпатичной петербургской квартирке, в своем собственном кресле, и сквозь легкий, почти прозрачный сон буду слышать, как на кухне, позвякивая вилками и рюмками, Водила и Шура пьют водку, чем-то закусывают и негромко, чтобы не разбудить меня, про меня же рассказывают друг другу разные истории — каждый из своей жизни со мной...

Удар был какой-то невероятной, чудовищной силы!!!

Словно гигантский снаряд, наш грузовик вонзился в почти стоящую Аликову «тойоту» и влепил ее в заднюю стенку голландского рефрижератора так, что голландец, весом в добрых полсотни тонн, умудрился прыгнуть вперед метров на десять!..

Я вместе с подушкой и одеялом вылетел из подвесной койки прямо за спинку пассажирского сиденья. Что, по всей вероятности, меня и спасло...

Потому что Водила молча, не произнеся ни одного ругательства, ни одного слова, глядя вперед остекленевшими неживыми глазами на омертвевшем лице, резко рванул наш грузовик назад, отъехал немного и снова помчался вперед на то, что оставалось от «тойоты» Алика...

Второго удара я почти не услышал. Меня сразу же бросило головой на какую-то железную конструкцию под креслом, и я отключился.

* * *

Очнулся я оттого, что меня кто-то облизывал.

Я попытался открыть глаза, но это удалось мне только наполовину. Правый глаз почти не открывался. Какая-то узенькая щелочка, а не глаз!.. Распух так, что справа я, наверное, был похож как две капли воды на ту киргизку Шуры Плоткина, которая выдавала себя за китаянку. Дядя у нее еще был уйгуром и жил за Талгарским перевалом...

О Господи, о чем это я?! Совсем сбрендил... Где я? Кто меня лижет?..

Неожиданно я понял, что валяюсь между двух толстенных Собачьих лап, тут же почуял Овчарочий запах и услышал виноватый голос этого полицейского дурака Рэкса:

— Прости меня, браток... Прости, если можешь. Ты был тогда так прав! Так прав... Если бы я тогда поверил тебе! Это все наша глупейшая служебно-национальная ограниченность — приказы, запреты, инструкции!.. И потом, на этой работе так черствеешь... Майн готт! Если бы я тебе тогда поверил, Кыся!..

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — слабым голосом спросил я, даже не вспомнив свое настоящее имя.

Я попытался приподняться. Голова у меня раскалывалась, ноги не держали. Рэкс мягко взял меня зубами за шкирку и помог встать на ноги. Он еще пару раз лизнул мой распухший правый глаз и ответил:

— Так тебя Твой называл. Только и твердил: «Кыся... Кыся!..» Я и подумал, что Кыся — это ты.

— Где он? — Я моментально пришел в себя.

Рэкс поначалу замялся, а потом скорбно произнес:

— Знаешь, Кыся, у нас в Германии не принято скрывать что-либо от близких... Думаю, что он уже умер.

— Где он?! — заорал я и впервые оглянулся вокруг себя.

Огромный участок автобана и прилегающей к нему обочины был оцеплен бело-красной пластмассовой лентой и освещен десятками автомобильных фар и какими-то специальными фонарями.

В воздухе стоял плотный кокаиновый запах.

У голландского рефрижератора была разбита вся задняя стенка так, что виднелись все потроха до передней стены фургона.