— Береги дыхание! — словно на ринге деловито посоветовал Танти. Немного подумал и добавил: — Да и вообще: вали его! Сколько можно над парнем издеваться? Ну виноват он, ну погорячился…
— Я ему погорячусь!.. Целую неделю лёд на башке носить будет!
Уже и Гарольд расправился со своими противниками и присоединился к зрителям, а Роман всё продолжал молотить зачинщика столкновения, нанося ему частые, ослепляющие удары. Не настолько опасные или лишающие сознания, как унизительные и жалящие презрением. Наконец избиваемый парень не выдержал и завалился под стенкой на бок, усиленно прикрывая руками истерзанную голову. Бровер и тут не остановился, стал прохаживаться по рёбрам жертвы носками ботинок.
Пришлось друзьям оттаскивать разбушевавшегося Зайца по двум причинам: сам ослеплённый яростью он мог нанести слишком уж тяжёлые травмы, да и народ стал сбегаться к месту происшествия. А впереди обоих потоков мчались девушки: Клеопатра и Магдалена. И картину они увидели весьма красочную: восемь старших на два года ребят постанывая ворочаются на полу, а два первокурсника с явным усилием оттягивают в сторону самого тщедушного своего приятеля.
— Что здесь случилось?! — Клеопатра спросила таким строгим и громким голосом, что все на мгновение замерли. И только Тантоитан с огромными и честными глазами стал спешно отчитываться:
— Да мы вообще мимо проходили. Но видим Рома не в себе, повздорил слегка с ребятами. Вот, еле оттащили…
Само собой, что скандала избежать не удалось, слишком кровавым получилось побоище. Но после разборок и короткого дознания гораздо большее наказание понесли третьекурсники, как зачинщики и инициаторы. Тройке друзей тоже влепили по нескольку нарядов вне очереди, но разве подобным испугаешь бравых космических десантников?
Зато все остальные сослуживцы, прониклись с того времени уважительным отношением к дружным приятелям и не только усиленно думали перед любой конфронтацией, а и вообще старались не обострять отношений. А Магдалена, на одной из коротких вечеринок, так вообще стала с серьёзным видом дурачиться на эту тему. Причём обращалась она только в Клеопатре, словно кроме них двоих в кафе больше никого не существовало:
— Нет, ты только представляешь, какой мой Ромочка брутальный тип! Я теперь даже боюсь себе подыскать запасной вариант среди парней. Страшно! Он ведь не только их всех покалечит, так и меня не пощадит.
— А зачем подыскивать, наипрекраснейшая!? — стал растерянно лепетать Бровер, поглаживая девушку по локотку. — И что значит «запасной»? Твоему божественному телу мало моих поцелуев? Или я посвящаю тебе мало любовных сонетов, воспевающих твою неземную красоту?
— Да нет, сонетов как раз с излишком, на десятерых хватит. А вот кое-кто из сержантского состава, — она так и продолжала секретничать только с подругой, — Мне посоветовал с Бровером вообще не связываться. Ты представляешь, он настолько злопамятный и так скрупулёзно выполняет свои угрозы, что даже наши инструктора его побаиваться стали.
— Да что ты говоришь! — подыграла ей Клеопатра, подмаргивая остальным, притихшим приятелям. — Значит, это не только мне показалось, что он стал похож на маньяка!? Но я то ладно, тоже слабая девушка, а вот чем он инструкторов напугал?
— Про тот случай с капралом никак забыть не могут. Ромочка ведь на Хаитане во всеуслышание поклялся, что устроит Птице нечто страшное и грандиозное в отместку за издевательства и повсеместные отжимания. Вот после этих угроз, капрала и не стало! Зато теперь любой приказ в сторону моего Ромочки звучит так: "Курсант Бровер, не хотите ли парочку раз подтянуться на перекладине? Ну хотя бы, сколько сможете! Пожалуйста!"
После дружного хохота на всё кафе, Роман с апломбом воскликнул:
— Наглая ложь! Да меня только сегодня утром заставили двести раз отжаться и сто подтянуться! А на Хаитане мне просто некогда было приручать шуршонов.
— Но ведь капралу ты поклялся отомстить?
— Я собирался это сделать другим способом: стать до такой степени сильным как Танти или Гарольд, а потом отжиматься или приседать с таким видом, что вот-вот упаду. Птица особенно любил подобны моменты, когда я оставался обессиленный на полу: хихикал, оскорблял и унижал колкостями. А я бы всё отжимался, отжимался и отжимался… сутками! Пока бы его кондрашка не хватила!
— Отличная месть! — похвалил Гарольд друга, в сопровождении смеха привычно тыкая его кулаком под рёбра. — Да вот только ты станешь меня сильней лишь в одном случае: если получишь генеральские погоны, а я всё ещё буду капитаном или, в крайнем случае, подполковником. Вот тогда сможешь командовать: "Лечь, отжаться! Бежать, бояться!"
— Ладно, ладно! Ты у меня ещё эти слова припомнишь, когда будешь отжиматься носом в генеральские сапоги, — воскликнул Бровер, безуспешно пытаясь дать сдачи своему огромному товарищу. — Причём мне кажется, что ты к тому времени ещё и майором не станешь. И прозвище у тебя будет: "вечный капитан".