Дорога камней

Любому Князю, впрочем, это было с руки, ибо ни одному властвующему никогда не мешало в его делах о собственной выгоде прикрывающее роптание народа, желающего на первый взгляд того же, что и он сам. Тут же взлетели налоги, связанные с армиями, наёмничеством, строительством стен, продажей оружия и тому подобное; появились новые, официально призванные «укрепить границы, гарнизоны, крепости и оборонительную мощь Гаральда» (в соседних Княжествах творилось то же самое) и, о диво, в самом деле преследующие цель именно такую.

Люди, и это не было странным, в кой-то веки не то чтобы не хулили увеличение государственной мошны за свой счёт, а, напротив, частенько даже поддерживали в открытую; более того, купеческие гильдии, слывшие межгосударственными, теперь начинали привязчиво помогать Северу, в то же время обеспечивая себе отступную перед Империей, «если что». В общем, перемены в окружающем мире складывались одна с другой, сотня с тысячей, и двигались по людям и городам подобно лавине — неторопливой, осторожной, но все одно давящей на своём пути многих и многих, пускай даже в результате их собственной глупости.

Обстановка в Гаральде, как говорили очевидцы, спешащие убраться оттуда, накалилась уже добела. Искали виноватых и, ясное дело, находили их: в первую очередь среди выходцев из Империи, которые не могли себя по- человечески защитить. Погромов, разумеется, не было, но в правах их ущемляли предостаточно. Ясное дело, членов Гильдий это не касалось, а потому гильдейское начальство переживало очередной и очень приятный для него подъем: огромное количество независимых теперь ринулось вступать в Гильдии, которые своих членов очень даже защищали.

Многим, впрочем, все одно не посчастливилось, и пришлось в лучшем случае бежать, бросая все; бароны, послушные воле Князей, не слишком мешали народу спускать пары, пиная и едва ли не распиная тех, на кого их умело направляли сверху, пользуясь неразберихой и убивая тем самым по меньшей мере двух зайцев.

Даниэль в этой обстановке старался поменьше болтать и быть незаметнее, чему мешали, ясное дело, и девчонка, и особенно схарр. И уже зная, что предпринять с Линной, он крепко задумался, как быть с маленьким Хшо.

Тучи сгущались с каждым днём, ветра и дожди становились все сильнее. Медленно и величаво, градом, ветром и дождём плюя с неба на людскую суету, приближалась матушка Зима.

Путешественники поневоле тоже на месте не стояли. Одни рвались на юго-восток или прямо на юг, другие, напротив (их было подавляющее меньшинство), направлялись в самую клоаку, потому что надеялись заработать, поживиться, возвыситься, — или потому что так было нужно, и ничего с этим поделать они не могли.

Даниэль со своей ребятнёй, день ото дня становившейся все спокойнее и веселее, являя с состоянием Ферэлли разительный контраст, двигался на запад. Они приближались к официальной границе самого великого и древнего северного Княжества, именуемого Гаральд.

29

Четырнадцатого октября, на одиннадцатый день пути, уже к вечеру, когда красное от натуги солнце освещало мир из-за полуприкрывших его облаков, убранные поля по правую руку темнели, не слишком заросшие сорняком и уже увядшие, а опадающие и пожелтевшие луга казались саванами, накинутыми на прежнее неистовство зелени, путешествующие, устав от тряски в очередной повозке, приподнялись на холм и узрели оттуда резкое понижение континентального пласта: здесь, у подножия мерно вздымающихся к югу холмов, был древний, зигзагообразный разлом в треснувшей отчего-то земле, через который ныне перекидывались от горизонта до горизонта около сотни разных по величине мостов и за которым начиналась украшенная столбиками, флажками, башенками и временными лагерями военных приграничная земля.

Прямо в центре этой дороги, разбитой на сотню отдельных путей, у невысокой пограничной стены был разбит огромный лагерь, в котором смешалось множество красок и цветов. Даже досюда долетал нескончаемый гомон и шум, который производили несколько тысяч сбившихся в одном месте людей.

Военные, которых определяла тёмная форма, выпускали идущих через мосты на эту сторону разлома строго дозированно, а так как напор из-за граничной стены был, по-видимому, сильнее, их с каждым днём скапливалось здесь все больше.

Ныне народу во временном лагере, разросшемся за месяц с лишним усиляющегося переселения на юг и юго-восток, было что-то около четырёх тысяч человек — на три-четыре сотни военных.

— Вот, — обернувшись к ним, гордо заметил щербатый возница с выпученно-оттопыренной верхней губой, — шмотрите как! Ражщелина наживаетца Штирн, Туманный Ражлом. Иль, по-нашему, Молнёвый Штрах. Мож, тут в шамом деле когда-то молния и шандарахнула, а мож, нет, ничто не знат. Токо низа у энтой ражщелины нет. Туман один, вшё одно, утром или днём. Кто излазил, тот, гворять, не вожвращался... А мож, брешут вшё. Мож, там речка какая течёт. Не знаю.

— И что, — удивился Даниэль, — здесь кроме форта ещё и застава есть?