Дорога китов

Прошло еще три дня, никаких разговоров, только ворчанье, и даже у барана не осталось сил блеять. По большей части мы сидели, скрючившись, и терпели, каждый сам по себе.

Мне часто снилась Фрейдис, всегда одно и то же: она принимает меня в утро моего приезда. На ней синее льняное платье с вышивкой вкруг шеи и по подолу и застежки - чудные звериные головы, а между ними - низка янтарных бусин. Она сидит неподвижно, только размеренно поглаживает урчащую кошку.

- Судя по мешку, тебя, надо полагать, прислал Гудлейв, - говорит она мне. - Коль он сам не пустился в это странствие, стало быть, болен или ранен - полагаю, другой причины нет. Кто ты?

- Орм, - ответил я. - Сын Рерика. Гудлейв взял меня на воспитание.

- Так в чем же дело?

- Прости?

- Болен или ранен?

- Он послал за своими сыновьями.

- А-а. - Она немного помолчала. А потом: - Значит, ты - его любимчик?

В моем смехе достаточно горечи, чтобы она все поняла.

- Сомневаюсь в этом, хозяйка. Иначе для чего бы он послал меня через снега в дом к... - я прикусил язык, но она поняла и это и фыркнула.

- К кому? К ведьме? К старой карге?

- Я ничего такого не говорил, хозяйка. Но меня отослали, и я думаю, он надеялся, что я умру.

- Вряд ли, - бодро отвечает она, вставая, а кошка спрыгнула с ее колен, выгнулась большой дрожащей дугой восторга, и потом ушла. - Называй меня не хозяйкой, а Фрейдис, - продолжает она, разглаживая перёд платья. - И поразмысли, молодой человек. Спроси себя, почему... сколько тебе лет?

Я отвечаю, она ласково улыбается.

- За пятнадцать лет мы с тобой ни разу не встречались, хотя оттуда досюда всего день пути, а Гудлейв приезжал каждый год. Подумай об этом, Орм сын Рерика. Не торопись. Снег растает нескоро.

- Он послал меня в снега, чтобы я умер, - с горечью повторяю я, но она пожимает плечами.

- Но ты же не умер. Возможно, у тебя другая судьба.

Потом дом становится другим, с провалившейся крышей, и я внутри, укрывшийся ее пропитанным кровью плащом из китовой кожи. Однако она по-прежнему сидит на своей скамье, и кошка почему-то опять у нее на коленях.

- Прости меня, - говорю я, она кивает, и голова слетает с ее плеч, брякнувшись на колени, и кошка с воплем спрыгивает...

Я просыпаюсь в холоде и сырости и думаю, что она является мне как привидение. А еще о том, что сталось с кошкой.

Но тут раздался крик Колченога - он на носу сматывал в кольцо веревку из моржовой кожи. Мы все вскинулись, он указывал, а мы вглядывались в жемчужный свет зимнего неба.

- Вон там! - крикнул Иллуги Годи, тыкая шестом. Одинокая чайка покружилась, покачиваясь на ветру, и нырнула, сцапала рыбу и исчезла.

Мой отец тут же занялся своими странными приспособлениями и счетной палочкой. Я так и не овладел ими, даже после того, как он мне все объяснил.

Знаю только, что у него было два камня, вроде жерновов, свободно вертящихся. Один указывал на Северную звезду, а другой устанавливался на солнце. Таким образом отец узнавал широту, глядя на угол на солнечном камне. Он вычислял широту, пользуясь этим указанием и тем, что он называл собственным временем, отмеченным на счетной палочке.

Я так ничего в этом и не понял, но к концу четвертого дня плавания уяснил, отчего Эйнар ценит Рерика как кормчего - да оттого, что мы обнаружили землю как раз там, где и полагали ее найти, после чего мой отец, перегнувшись через борт, глянул на воду и заявил, что подходящий залив расположен не более чем в одной миле, там мы сможем сойти на берег, и все станет ясно.

Он читал воду, как охотник читает следы. Он замечал оттенки цвета там, где для всех прочих вода была как вода.

Настроение переменилось, и все вдруг стали шустрыми и занялись делом. Парус упал - огромная мокрая груда шерсти, которую нужно разобрать и развесить на рее. Пришлось попотеть.

Явились весла, гребцы расселись по скамьям-рундукам, Вальгард Скафхогг, корабельный плотник, взял щит и концом пропитанного сосновой смолой каната начал отбивать ритм, гребцы поймали ход, и мы двинулись.

Колченог прошествовал мимо меня, широко улыбаясь и похлопывая по круглому шлему на голове. В руках абордажная секира, в глазах - дикий свет. Тощий и не выше меня ростом. Никак не скажешь, что он старше на целых десять лет.

Я не мог понять, как такой слабак - хромоногий, очевидно, от рождения, ибо и по суше он ходил по-морскому, вразвалочку - оказался в конце концов в Обетном Братстве. Ответ я получил довольно скоро и порадовался, что не успел задать этот вопрос ему самому.

- Брось барана, Убийца Медведя, - хмыкнул он. - Бери оружие и приготовься.

- Мы будем драться? - спросил я, встревожившись. Только тут мне пришло в голову, что я понятия не имею, где мы находимся и кто наш враг. - Где мы?

Колченог ответил мне своей безумной усмешкой. А Ульф-Агар, оказавшийся рядом, маленький, темный, как черный цверг, и столь же угрюмый, подхватил:

- Какая тебе разница? Будь готов, Убийца Медведя, и все. Вообрази, будто там - множество медведей. Это тебе поможет.

Я глядел на него, понимая, что он надо мной насмехается, но не понимая почему.