Дорога китов

Мы стояли недвижимо. Кривошеий вытянул руку поверх щита, махнул мечом вниз и отрубил древко стрелы, которую я не видел и не слышал. Я сглотнул горячий комок в горле, но он застрял и душил меня.

Земля дрогнула, прокатился гром.

- Копья! - крикнул Эйнар.

Они просвистели прямо над ухом и воткнулись в землю перед нами, образовав изгородь.

- Уб-блюдки, - пробормотал, запинаясь и стуча зубами, Берси. - Чуть ухо мне не снесли.

Земля тряслась, гром превратился в раскаты барабанной дроби. На нас наползала туча пыли, из нее выскочили хазарские лошади.

Хазары не знали, где мы, и не успели набрать прыти, когда заметили нас. Это была вылазка, чтобы разрушить осадные орудия, они собирались напасть и сбежать, но ошалели и натянули поводья, увидев сотню странных людей в кольчугах, в ярких красных плащах дружины, с угрюмыми лицами закаленных воинов.

Остальное довершила изгородь копий. Передний ряд застыл, задние - сминали строй, врезаясь друг в друга.

С нашей стороны посыпался град стрел, просвистевших над головами стоявших в строю; стрелы достигали цели, но почти не нанесли урона. Хазары развернулись и с дикими злыми криками поскакали прочь, исчезая во мгле, точно огромный разочарованный зверь.

Кто-то торжествующе крикнул, и мы все подхватили этот крик, ударяя мечами о щиты. Наше «Хум-м!» катилось и катилось, покуда мы не задохнулись от пыли.

Так мы простояли еще час, глотая сухую степную землю, плюясь грязью, изнемогая от жары и солнца, запертые в стене щитов, пока о нас не вспомнили и не прислали гонца с вестью о том, что можно уйти.

Усталые, мы потопали обратно к нашим клочкам полотняных навесов и палаток у реки - ко всему, что давало тень, - и упали, глотая воду, принесенную женщинами и детьми. Думать о еде никто не мог, мы задыхались от жары и усталости. Тучи гудящих насекомых накинулись на нас.

- Неплохо получилось! - широко улыбнулся Скарти, отбрасывая щит и меч. - Мы их отпугнули, и никто не получил ни царапины. Хороший день для Обетного Братства.

Кое-кто ворчливо согласился, большинство же слишком изнемогло, чтобы хоть что-то ответить. Мы били слепней из последних сил, Скарти быстро утратил свое добродушие и озверел.

- Что они жрали до нашего прихода? - злобно справился он, хлопая по телу.

Как и все мы, он был покрыт красными волдырями от укусов.

- Жаль, что Скарти не воюет где-нибудь подальше, - подал голос Квасир из-под навеса. - Раз они к нему так липнут, тогда улетели бы и оставили нас в покое.

Когда солнце село, замелькали женщины, разжигая костры в ямах и вешая над ними на треногах и крючках котелки. От запаха горелого дерева сердце заныло: я вспомнил былые костры, там, на родине; евший глаза дым был малой ценой, которую пришлось заплатить за исчезновение насекомых.

Постепенно, по мере того как свежел воздух, Давшие Клятву приходили в себя и собирались вокруг костров. Финн Лошадиная Голова присел рядом со мною на корточки и бросил мне монету.

- Что это такое, юный Орм? Ты разбираешься в монетах, как конюхи в лошадях.

- Орм и в лошадях разбирается, как конюхи, - напомнил ему Кетиль Ворона, и Финн согласно махнул рукой.

Я рассматривал монету.

Она была золотой, такие чеканили в Великом Городе. По-гречески она называлась номизма, а на латыни - солид. На монете были головы Константина VII и Романа II, потому что у греков, которые именуют себя ромеями, почти всегда бывает два правителя, как это ни глупо.

- Удивительно, что крепость так долго держится, - буркнул Эйндриди.

- У них крепкие стены, - заметил Валкнут.

- Ни стенами едиными крепость цела, - возразил Эйндриди.

- Много воинов, - задумчиво сказал Нос Мешком. - Они не живут по хуторам, а все время воюют.

- Это так, - согласился Эйндриди. - А что еще, кроме стен и воинов?

- Вот это, - сказал я и подбросил монету.

В свете костра золото ярко полыхнуло. Блеск мгновенно приковал к себе все взгляды.

Финн поймал монету в воздухе, и в глубине его кулака сияние угасло. Он окинул варягов настороженным взглядом.

- Да, - вздохнул Эйндриди. - Монеты могут многое сделать, это уж точно.

- Значит, пригодится? - спросил Финн. - Я взял ее у мертвяка, вон там. Прежде мне не доводилось видеть раньше чеканного золота.

- Она полновесная, - сказал я, - стоит двенадцать византийских серебряных миларисиев, то есть примерно столько же, сколько арабский дирхем. Великий Город чеканит золотые монеты, также поступают и арабы из Серкланда. Их монеты не перепутаешь, потому что на монетах из Серкланда нету маленьких человечков, а только закорючки письма.

- Вот именно, - тихо сказал Финн, в то время как остальные вытягивали шеи, чтобы как следует рассмотреть.

Он держал монету между указательным и большим пальцем, поворачивая ее так и этак.

- А сокровище Атли на нее похоже? - спросил Кривошеий.

Я не уловил язвительности в его голосе, не понял и того, что вопрос обращен скорее к сидящему в тени Эйнару, чем ко мне, и потому ответил насмешливо: