Дорога которой не будет конца

Мальвина оживилась – Пить за собак в обществе волка? Как вам любезный такой поворот? Наша компания поможет скрасить бесконечность вашего бытия ровно вечность, и поверьте мне на слово, скучно не будет, словно спорить о курице и её яйце.

– Аспид душенька блесни слезой крокодильей – Мальвина хлопнула в ладоши – Я обожаю, когда такое происходит, а если вы еще ему начислите стакан, ох, он талантлив сукин сын. Пойдемте же курить, скорее в тамбур!

– Да сударь, казалось бы родня, а меж ними целая бездна ненависти и каждый заслуженно грызет свою кость, но изначально, кем они были? Волк ли тот, кто потянулся мокрым носом к теплой ладони, или же пес тот, кто презрел брошенную кость? Аспид чихнул – Забавностей премного.

– Мы говорим о человеке, что это такое? Мы рассуждаем о душе, как масть пойдет. Горе, печаль, радость и счастье, судьба злодейка, ее ироничность в насмешках.

– Штандарты пустых цветов, околесица всяк пошлых доктрин и сплошь единственно правильных учений, и поднято знамя, гордо реет. Идем мы вслед за глупцами, дабы познать горечь утрат и разочарование. Далее озарение, при дырявых карманах, возрождение из себя в нечто мелкое и потное, с предпосылками к паразитизму.

– Величие человеческой особи определяется умением убивать. Совесть и чувство вины тянут на полтора метра вглубь земли, на поверхности, ты удачлив, ты сукин сын.

– Давайте пить коньяк. Пустому поезду не зачем искать остановку или поворачивать вспять, а что до тамбура? Человек, не уж-то при коньяке неиссякаемом тебе приспичило по наущению девки синей, удалиться в тамбур и курить? Все что там будет сказано, прозвучит и здесь, даже сейчас. Скажи ты мне, все что угодно, хоть глупость вздорную, и я любое слово обращу в вино.

– Прыткий ты Афанасий – Отребьев рассмеялся – Любишь пыль пускать в глаза. В этом уравнении все мы хороши, а меж тем тамбур ждет, и те слова, что будут сказаны там, навряд ли породнятся, как волк и пес.

Балалайкин внес свою лепту – Други незачем спор этот! Поезд идет своим ходом, а в тамбуре добро и зло равны количеству окурок. Мальвина дева-пава уж вы вразумите упрямцев, разведя по углам.

– Скорее в тамбур – прикрикнула глашатаем девица эта под синевой и алкоголем. Я знаю одно, мне предложат игру, как в обыденной жизни с мечтой о легкой наживе. Дабы после обмануть и забрать последнее у человека, в багажной сумке которого кроме коньяка ничего нет, в этом уловка.

Проклятая зима. Проклятье зимы, снег, метель, просто ни черта не видать. Отстук колес, поезд мчит и мы вместе с ним, какое странное движение. Время действительно относительная величина, там холод и бесконечность, а здесь тепло и душа радуется, шалит, до первого контролера или полустанка.

Мальвина покатывается со смеху, анекдоты Аспида действительно смешны. Отребьев серьезен, ему не понять общность природы волка и пса, его гнетет риторика вопросов, болезненная рефлексия мыслей и смыслов. Блуждает он впотьмах, ловя химеры.

– Проклятые мысли, родня вопросам и ответы мертвы, что Балалайкин, докажи свое наследие, иль баламутом был ты?

– Поэт, что в жизни этой значит он? Я знал Гомера, знался и с Шекспиром, ночами летними с Сережей кутил по кабакам. Бил рожи постные, пустые и посуду. Мне бесы придавали куражу, гнали в темень жизни полдня, подливая зелье злое. Я ангелу указал на дверь, на ярмарке тщеславия продал все рифмы за фантики смешные. Музу свел в бордель и просто отдал. Луна и черная река, любовь в петле, ее найдут, увы не скоро, поверьте в честные слова мои, я тоже прославлял красоту и жизнь.

Мальвина сучка, хохочет гиеной, дымит папиросой, она есть время, она вписуема везде. Я настолько пьян, что нахожу ее интересной, но она сфинкс, я не хочу разгадывать загадки, мой нынешний удел пить до тамбура.

Балалайкин аплодирует – Да, знать столь великих к оным даже пыль не липнет, куда там время, смерть, забвенье! Творцы, что ваша жизнь?

– Среди живых, мы ищем подтвержденье прошлому и кровь находим. Съедаем души, пишем о судьбе. Но по сути, мир, люди это мясо для хищного поэта, он не приемлет глину, чтоб оставить лишь сосуд в котором будет после пустота. Нет, он поедает наше мясо тел, словно каннибал сердца, с тем убеждением, что так он постигнет душу чужака, врага иль брата.

– Мир получит свое, мир насытится. Мир будет аплодировать, поэт обязательно умрет. Он примерил демиурга лик, ему жизнь мала, он вырос над собою и теперь задыхается в стенах комфортного почитания, отвратной лести, он ищет спички, чтоб зажечь небо. Вновь испробовать чудовищный вкус открытия, эту жертвенную кровь, сырое мясо, препарированное нутро.

– Бедный сумасшедший! Отвратная гримаса сползает с его лица словно тающий воск. Я хотел бы стать подлинно героем, без изъянов, кем-то большим и совершеннейшим, нежели сверх человек или миф. Прыгни выше головы, поиграй в бога, стань равным ему. Бедный сумасшедший!

Отребьев душка вы моя, что вы там сникли словно познали чувство вины и зубы совести. Мальвина игриво хохотнула, икнув в ладонь, смолкла, неожиданно вперив ожесточившийся взгляд в пол.