Дорога, которой нет

«Каждый дует в свою дуду…»

Каждый дует в свою дуду,
тащит годы – свои горбы,
каждый дует в свою беду,
обжигая горшок судьбы.
Каждый – главный в своём аду
обвинитель и адвокат,
и, мечтая зажечь звезду,
крутит лампочку в сорок ватт.

Не стихи совсем, просто вот… достали

Бессмысленная затея – считать глотки в наполовину пустом стакане. Люди охренительно далеки, дальше, чем эскимосы, чем марсиане, – те, с которыми рядом вроде живёшь, ждёшь (как ни смешно) теплоты душевной. А они топырят колючки, как рыба-ёж, захлопывают створки, как рак-отшельник. От плиты до кухонного стола – все твои вершины, рифмы, помарки. А ближние желают, чтоб ты была ангелом с функцией пылесоса и скороварки, с кнопочками «Вкл.»/«Выкл.» и «Не кричать», словно в зазеркальных мирах мертвейших, где Ксантиппа Сократу приносит чай, улыбаясь змеиной улыбкой гейши…

Мой порох подмочен, и спирт в моей фляжке скис…

Наверное, я никогда уже не смогу
писать красиво заглавную букву «Ы»,
забросить, «забить», забыть и уйти в загул,
верлибр начертать загогулинами судьбы.
Мой порох подмочен, и спирт в моей фляжке скис,
горбы – вместо крыльев, вот там, где болит спина.
Где ты, моя юность? Солнечный пофигизм,
нагловато-нежное «най-на-на»?
Куда как непросто жить на стыке углов,
песчинкой падать в огромных часах, звеня.
О, как же гудит под чёрной конфоркой слов
тревожный и чуткий
цветок огня!

«Чайная ложечка солнца в мутном стакане…»

Чайная ложечка солнца в мутном стакане
серого, несладкого февраля.
По городу идёшь – почти могиканин
с лыжами (неважно, что говорят).

Зима взбивает хмурым венчиком утро,

пухлые оладушки-облака.
Всё хорошее исполняется долго, трудно,
хватило бы последнего лепестка…

Ботинки китайские просят советской «каши».

Идёшь себе, ссутулившись, постарев –
гадкий утёнок, большой,
но так и не ставший
лебедем на шумном птичьем дворе.

«Всю-то жизнь учимся самым простым вещам:…»

Всю-то жизнь учимся самым простым вещам:
Прощать, молчать, разводить руками…
А внутри – натянутая праща,
Колючий камень.

Всю-то жизнь учимся по имени называть

Тех, кто словно родинки нам на коже…
А внутри ухмыляется азиат,
Косой Рогожин.

Слова хлынут лавой, и – выжженная земля

На века вокруг, на многие мили.
И опять – себя начинать с нуля.
…Ну вот и поговорили…

Не моё