Читаем Дорога-Мандала полностью

Пейзаж разительно изменился, но русло реки осталось прежним. Взобравшись на насыпь, заваленную каменными глыбами и кусками бетона, Асафуми всматривался в блиставшую речку Такимидзу, протекавшую западнее Дзёгандзигавы. Такимидзу изгибалась, сближаясь с Дзёгандзигавой, а потом снова распрямлялась и текла к морю. Когда перед глазами Асафуми предстало знакомое русло реки, его охватила грусть.

— Нам туда, — спокойно сказал он Кэсумбе, и они направились к Такимидзу. Земля заросла плющом и травой. Иногда в траве проглядывали металлические осколки и цементные глыбы, но они уже заржавели и сгнили, и с хрустом рассыпались, стоило на них наступить. Ни столбов, ни разрушенных стен — тянулась лишь плоская равнина. Дома, когда-то стоявшие здесь, будто слизнуло время.

Но ведь здесь жили несколько миллионов людей! Город разрастался, разрастался и наконец лопнул, как пузырь из жевательной резинки.

«Что же случилось?» — Асафуми снова и снова задавал себе этот вопрос, на который не находил ответа.

Не осталось никаких признаков присутствия людей. Ни следов от костра, ни даже костей. Наверное, люди бежали из города подальше в горы. Здесь начиналась Дорога-Мандала. Те, что похрабрее, отправились в горы и там одичали, более робкие превратились в голодных духов, блуждающих среди развалин.

Может быть, мгновенное увядание коснулось как раз таких боязливых людей? Податься им было некуда, они сдались, а потом им ничего и не оставалось, как постепенно иссохнуть и истаять.

— Ни гор, ни дороги. Но здесь Дорога-Мандала, — раздался голос Кэсумбы. Он обернулся, чтобы посмотреть, в чём дело. Кэсумба ткнула чёрным от грязи пальцем куда-то в сторону:

— Смотри, какие заросли!

Стоило ей сказать это, как заросший зеленью город перестал казаться руинами. Плющ и травы, протянув от земли бесчисленные руки, увили остовы разрушенных домов. Руины превращались в зелёную равнину. За равниной простиралось окрашенное багрянцем закатного солнца море. Асафуми вспомнил дома в Добо. И ту заброшенную деревню тоже со временем укроет зелень деревьев. Что бы ни делали люди на поверхности этой огромной земли, в конце концов всё со временем будет поглощено природой.

И мгновенное увядание людей, возможно, тоже часть работы планеты. Чрезмерно раздувшийся пузырь из жевательной резинки рано или поздно начнёт сдуваться. И, может быть, недуг мгновенного увядания — часть этого процесса.

— Деревья! — радостно сказала Кэсумба и остановилась перед Асафуми. И действительно, на дороге, как мираж, громоздился остров ветвистых деревьев. Убедившись, что Кэсумба идёт к дому деда, Асафуми последовал за ней. Кэка почувствовал возбуждение Кэсумбы и, обогнав их обоих, побежал впереди. На бегу он оглядывался, проверяя, идёт ли хозяйка за ним следом, и снова бежал вперёд.

Когда стали сгущаться сумерки, Асафуми с Кэсумбой остановились у высоких деревьев с тонкими ветвями. Здесь были деревья, похожие на большеголовых мальчишек, деревья, напоминавшие женщин, в муках свивших изогнутые пепельные ветви, деревья с крупными белыми и оранжевыми цветами, деревья с плодами в форме звёзд и с плодами, похожими на жёлтый гандбольный мяч с вмятинами, деревья с лиловыми овальными плодами. На ветвях громко пели птицы. Опускались лёгкие сумерки, и из-за этого заросли напоминали глухую лесную чащу. Асафуми оказался прямо перед багряными и багряно-лиловыми зарослями. Это был олеандр. Его узкие, как уголки глаз, листья оливкового цвета тянулись к Асафуми. В воздухе поплыл лёгкий сладковатый запах багряно-лиловых цветов, и Асафуми понял — здесь был дом его деда.

51

Зацепившись за конёк крыши, висел тонкий молодой месяц. Маленькое селение обступили чёрные тени гор. Паломники уселись под крышей хижины и шумно переговаривались. Они наелись овощей и фруктов, и потому все были довольны. Рэнтаро, обхватив колени, сидел в стороне один.

Он прикрыл валявшиеся в хижинах тела найденными поблизости циновками, напоил водой умирающих детей, мужчину и женщину и смертельно устал от всего этого. Хоть он и был раздосадован грабежом, учинённым паломниками, но, уступив чувству голода, поел овощей с грядок и, подобрав пару похожих на малайское манго плодов, разгрыз их. После этого его снова охватило странное щемящее чувство, и он, как обиженный ребёнок, повернулся ко всем спиной.

— Почему у тебя такой скучный вид? — Юное существо непонятного пола подошло к нему и село рядом. Вопрос прозвучал как всегда безмятежно, без тени недовольства.

— Ты задумывался о том, что паломничество к Якуси — это путешествие, которое никогда не кончится и никуда не приведёт? — с вызовом спросил Рэнтаро.

На тонких губах юного существа проступила нежная улыбка:

— Ну, во всяком случае, это лучше, чем бездействовать, ничего не предпринимая.

— Если уж ничего не предпринимать, то можно было бы не воровать у людей съестные припасы.

Юное существо слегка удивилось, будто на него возвели напраслину.

— Мы все изгнаны из круга людей. Всё одно как если бы нам сказали: «Умрите!» Но кто решит, умереть нам или жить?

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra Nipponica

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза