Читаем Дорога-Мандала полностью

Здесь встречались два разных мира: спокойный мир армии белых, кичившихся своей силой, и суетный мир мечущихся голодных и нищих японцев. Эти два мира не пересекались — так впадающие в одну реку мутные и чистые воды образуют разные потоки. Эти два мира словно снились друг другу.

Плохо оказаться втянутым в оба эти сна, думала Сая. Люди втягивают друг друга в свои сновидения. Если ты оказался втянутым в чужой сон, то что бы ты ни делал, всё будет тщетно. Любые слова, любые поступки станут лишь частью сна, в котором ты оказался.

Взяв сына за руку, Сая вышла в город. Перед станцией толпились маленькие магазинчики, сколоченные из досок и жести, торговавшие разнообразным съестным и хозтоварами. Это была точная копия рынка в маленьком малайском городке. За рынком чернели обгоревшие здания. Похоже, и этот город не обошла война. В небе за обгоревшими зданиями безмолвно высились зелёные горы. Сая задрала голову и приоткрыла рот — таких высоких гор ей ещё не доводилось видеть. Горы и холмы растворялись в зелёной дымке и в синеве небес. Они казались прозрачными и прохладными.

Сын потянул её за руку и попросил есть. Со стороны рынка плыли вкусные ароматы. Сая направилась к рынку. Чего только не было разложено по обеим сторонам дороги: разбитые кожаные ботинки, переделанная в кастрюлю железная каска, поношенная одежда, рабочие перчатки, рыба, овощи, мыло, гвозди, пирожки, конфеты. Женщины торговались, зажав в руках кошельки. Босоногие, перепачканные в грязи дети. Рынок кипел оживлением. Стоял мужчина в заплатанной военной форме и выкрикивал:

— Дёшево! Дёшево! Картофель по тридцать иен!

— Хозяйка, сейчас не купите, потом не найдёте! Мыло, мыло, только что поступило! — доносились крики.

Ещё один продавец монотонно бубнил: «Зонты, спички, уголь, зонты, спички, уголь». Некоторые, не обращая ни малейшего внимания на покупателей, образовав кружок, попыхивали окурками и смеялись во весь голос.

Судя по военной форме и по возрасту, почти все торговцы недавно вернулись с войны. Сая с ненавистью рассматривала их загорелые лица. С одним из них она встретилась взглядом и испугалась, что сейчас он гневно окрикнет её, потрясая кулаком: «Чего пялишься?!» Но мужчина приветливо сказал: «Хозяйка, жареная кукуруза. Очень вкусная. Берите». Сая с застывшей улыбкой на лице хотела было пройти мимо. Но сын, привлечённый ароматным запахом, сжал руку Саи и замер напротив мужчины.

— Сколько? — против воли спросила Сая.

— Пять иен.

Сая расплатилась, и мужчина, завернув жареную кукурузу в газету, протянул свёрток её сыну:

— Ну, пацан, ешь на здоровье, расти большой, — беззаботно сказал он.

Не найдя выхода, гнев Саи улетучился. Влекомая сыном, она, обойдя закоулок за закоулком, купила печёный картофель, жареные сладости и арбуз. И тут она спохватилась, что денег, полученных в Управлении по оказанию помощи репатриированным, изрядно поубавилось. Ей казалось, что тысяча иен это большая сумма. Сая содрогнулась — деньги, накопленные братом с таким трудом, растаяли после покупки ничтожного количества еды.

Отругав всё ещё голодного сына и вернувшись на станцию, Сая достала из саквояжа весь истёртый от многократного складывания и раскладывания листок бумаги. На нём был записан адрес Рэнтаро. Перед станцией стояла женщина, беспокойно рыскавшая взглядом вокруг. Она неотрывно всматривалась в лица прохожих.

Подойдя к женщине, Сая сказала: «Простите» и тут же машинально согнулась в глубоком поклоне. Спохватившись, она почувствовала жестокое унижение.

Во время японской оккупации всякого, кто не кланялся японским солдатам, арестовывали. Били по ногам и спине, пока человек не падал, или заставляли стоять много часов подряд с тяжёлым грузом на голове. И люди, едва завидев форму японских солдат цвета высохшей травы, стали рефлекторно склоняться в поклоне, как поникшая трава. Эта привычка пустила корни и в душе Саи и невольно проявилась в угодничестве перед этой японкой. Сдержав заклокотавший в душе гнев, Сая подняла голову и увидела лицо женщины с раздутыми щеками. Женщина подозрительно посмотрела на неё. Сая сказала самой себе, что эта женщина никакая не военная, и протянула ей листок с адресом.

— Мне нужно добраться вот сюда, — сказала она.

Женщина, быстро пробежав адрес глазами, ответила:

— А, Тибаси. Если вам в Тибаси, то лучше доехать на автобусе. Видите, рядом с открытым рынком остановка, вам туда.

Сая плохо разобрала, что сказала женщина. Но по слову «автобус» и по жестикуляции она поняла, куда им идти. Поблагодарив, Сая хотела уйти, но женщина вдруг спросила:

— Послушайте, вы репатриированные?

Когда Сая ответила: «Да», женщина вдруг схватила её за руку.

— Вы не встречали Танигути Мамору? Он должен был ехать на поезде для репатриантов. Мужчина высокого роста с родимым пятном на щеке.

Сая отрицательно покачала головой. Женщина, слабо улыбнувшись, отпустила её руку, и снова принялась сосредоточенно вглядываться в лица прохожих.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra Nipponica

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза