Читаем Дорога-Мандала полностью

Рэнтаро лёг в траву. Его охватила ночная прохлада. Он ещё успел подумать, что так недолго и простудиться, но тут его сморил сон.

27

Сквозь утреннюю дремоту Асафуми подумал: «Где я?» Сначала он решил, что в квартире в Иокогаме, но тут же вспомнил, что оттуда они съехали. На мгновение его смутило, что он лишился этого удобного городского жилья. Ведь там, пусть только в самом начале, жизнь с Сидзукой была полна радужных перспектив. Когда эти перспективы поблёкли? Каждодневные поездки на работу и обратно притушили их блеск. Потом семья переехала в Тояму. То есть сюда, в дом деда. Последнее пристанище торговца лекарствами Рэнтаро. Он никогда не предполагал, что этот дом станет его домом. «Неужели и я стану торговцем лекарствами?»

Он, посещающий лекции в Фармакологическом центре повышения квалификации, железобетонный отчий дом в Тибаси, отец и старший брат, смеясь, пьющие сакэ, болтавшая, сидя на переднем сиденье, Михару — эти картины фейерверком вспыхнули и исчезли на ночном небе его сознания. Тут он вспомнил, что отправился по Дороге-Мандала проведать внесённых в реестр деда клиентов. Что его машина провалилась в яму, и он не смог вернуться домой и без приглашения заночевал в деревне Добо в доме Кацумура.

Всё это пронеслось в голове Асафуми, и он распахнул глаза, как перепуганная птичка. И увидел затянутый паутиной чёрный потолок. Асафуми, завернувшись в одеяло, которое взял из шкафа, спал в гостиной, где сохранились хоть какие-то следы человеческого присутствия. Сквозь щели в ставнях проникали солнечные лучи. Асафуми встал и открыл ставни. В дом снежной лавиной хлынуло утреннее солнце.

В этом ярком свете и вчерашнее беспокойство, и ночное ощущение пустоты, пережитое в доме Кацумура, показались ему лишь минутной слабостью. Не стоит так волноваться. Если машина не тронется с места, можно вернуться пешком по Дороге-Мандала. До обеда он, вероятно, дойдёт до Авасуно. Оттуда позвонит, и дело с концом.

Выйдя из дома, Асафуми ополоснул лицо холодной родниковой водой. Щебетанье птиц радовало слух. И то, что вчера он думал о своей музыкальной наркомании, тоже показалось ему неважным. Не о чем беспокоиться. В его душевном состоянии нет ничего странного. Всё ведь складывается отлично. Асафуми положил в сумку реестр деда, убрал постель в шкаф, прибрал всё, как было и, закрыв дверь, вышел из дома Кацумура.

Рассвело, но в Добо по-прежнему никого не было. Однако теперь для Асафуми даже безлюдная деревня была по-своему хороша. Он ступил на Дорогу-Мандала.

В выпавшей утренней росе отражалось солнце, роса блистала бесчисленными слезинками. Проглядывавший сквозь деревья и спускавшийся к долине горный склон был залит солнцем. Отовсюду доносилось пение птиц — словно протирали прозрачное стекло. Звук ветра, шелест листьев, доносившееся снизу журчание реки. Эта музыка была лучше той, что обыкновенно слушал Асафуми. Окружённый этим нежным шелестом, он повеселел. В глаза бросались яркие краски неба, деревьев, трав. Небо засасывало своей глубокой синевой, яркая зелень слепила глаза. Листья блистали серебром, казалось, это сами деревья и травы излучают свет. Это сияние заполнило всего Асафуми, доносившиеся с окрестных гор звуки отзывались в нём. Его переполняла симфония нетронутой природы. Асафуми остановился и полной грудью вдохнул аромат зелени. Он почувствовал что-то похожее на головокружение. Солнечное тепло проникало под сомкнутые веки, он открыл глаза и бросил взгляд на Дорогу-Мандала.

И вздрогнул, будто кто-то хлопнул его по плечу. Дорога-Мандала изменилась. Асфальт потрескался, обнажившаяся земля поросла буйной травой. Ограждений вдоль дороги не стало, дорога была совершенно разрушена. Вдоль неё высились деревья, их ветви наверху густо переплелись. Он твёрдо помнил — вчера вдоль обочины тянулась белая ограда. Может, в вечерних сумерках он обманулся? Но даже если так, перемены были слишком разительны.

Вместе с сомнениями его одолел зной. Сняв джемпер, Асафуми остался в пуловере. Но даже так было всё ещё жарко, и он по локоть закатал рукава. Хладнокровно оглядевшись вокруг, он увидел, что и вчерашние краски тоже переменились. Деревья с увядшей листвой теперь были покрыты яркой зеленью. Травы буйно разрослись, проглядывавшее сквозь деревья солнце ослепительно сияло, словно вернулось лето.

Странная погода. Но почему всё так изменилось? Постепенно Асафуми овладело беспокойство. Чтобы избавиться от него, он быстро зашагал к машине.

Пока он шёл по Дороге-Мандала, перемены становились всё более явными. Горы, вчера заросшие каштанами, дубами и буками, теперь были покрыты смешанным лесом. Повсюду возвышались вечнозелёные деревья с огромными плотными листьями. Стволы деревьев обвивал зеленовато-жёлтый плющ, с ветвей свисали его длинные лозы. На окутанной сумраком земле росли огромные, как веер гигантского тэнгу,[50] папоротники, цвели белые и розовые цветы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra Nipponica

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза