Читаем Дорога-Мандала полностью

Сидзука была расстроена их беззаботностью. Ладно Михару — для неё Асафуми был чужим человеком, братом мужа, но для Такико речь шла о родном сыне. Удивительно, что она была так спокойна, когда её сын находился неизвестно где. Возможно, заметив растерянность невестки, Такико, запив глотком чая пастилу и легонько стукнув себя в грудь, сказала:

— Сидзука, жена торговца лекарствами не может себе позволить волноваться из-за того, что её мужа нет дома каких-то два дня. Ведь он отсутствует и по двести дней в году!

Если взять за точку отсчёта двести дней, то два дня — это один процент. Пока Сидзука сомневалась, настаивать ли ей на своих гораздо более серьёзных опасениях, Такико, взяв инициативу в свои руки, сердечно спросила её:

— Чем говорить об Асафуми, скажи-ка лучше, как тебе-то живётся одной в этом доме?

Сидзука сразу вспомнила женщину, увиденную позавчера ночью в саду.

— Что-то случилось? — снова спросила Такико, заметив мелькнувшую по лицу Сидзуки тень.

— Этот сад… — колеблясь, начала Сидзука.

— Уж не появлялось ли привидение?

Сидзука заметила, как переглянулись Такико с Михару.

— Два дня назад я видела там похожую на привидение женщину. — Сидзука взглянула на обеих женщин.

Такико потянулась к чашке с чаем и, отхлебнув чаю, сказала как ни в чём ни бывало:

— Жившие там раньше Ядзаки говорили, что в саду кто-то появляется. Но они прожили там пятнадцать лет, так что, похоже, ничего серьёзного.

— Точно, к Ядзаки когда ни зайдёшь, всегда было шумно, не похоже, чтобы они чего-то боялись, — весело поддержала Такико Михару.

«Уж не стараются ли они обе успокоить меня?» — заподозрила Сидзука. Но Такико с Михару, похоже, больше не нашлись, что сказать, и в кухне воцарилось неловкое молчание. Стремясь хоть что-то извлечь из этой неопределённости, Сидзука спросила:

— Вы знаете, что сталось с Саей после смерти Рэнтаро?

Круглолицая Такико, слегка нахмурив брови, как и Асафуми, ответила, что Сая исчезла.

— Она не оставила никакой записки. Видимо, отправилась к своему единственному сыну Исаму, но с Исаму у нас нет никакой связи… Так что мы ничего не знаем о ней, — отрезала Такико, поглаживая чашку кончиками пальцев.

Сидзука подумала, что в доме Нонэдзава, как видно, обрадовались исчезновению Саи.

— Да-да, с тех пор дом стали сдавать Ядзаки, а что до жившей там прежде Саи, так мы подали заявление об её исчезновении, — припомнила Такико.

— Когда мы увидели регистрационную карточку, мы глазам своим не поверили! Там она значилась не под именем Сая, а как проживающая в Японии кореянка Канэ.

— Как, значит, она не была малайкой? — удивлённо спросила Сидзука.

Михару, похоже, ничего не знавшая о Сае, с интересом слушала их разговор.

— И мы, и все остальные считали её малайкой и были очень удивлены этим обстоятельством. В регистрационной карточке значилось место её рождения. Полицейские сделали запрос, не вернулась ли она туда. Но Симоносэки и его окрестности сгорели во время войны, адреса изменились, и полиции не удалось ничего выяснить.

Погрузившись в свои воспоминания, Такико поджала губы и нахмурилась.

— К тому же Сая была совсем не похожа на кореянку. Смуглая, большеглазая, она скорее походила на Уроженку Кюсю или Окинавы.

Сидзука вспомнила лицо призрака, увиденного в ночном саду. Та женщина была очень похожа на описание Такико. «А тебе удалось завладеть мужским сердцем?» — зазвучал её голос.

О чём она спрашивала?

— В конце концов, мы ничего не знали о Сае, — сказала Такико, положив руки на стол.

— Но мама, разве в разговорах с Саей не заходила речь о её прошлом?

Вопрос Михару вызвал у Такико кривую улыбку.

— С Саей редко разговаривали. Что ни говори, а мой муж, и его брат Асацугу, и тётушка Тано, и все дети терпеть её не могли и носа не казали в их дом. По случаю Нового года, праздника поминовения усопших или поминальных заупокойных служб специально посылали за дедом и всегда устраивали церемонии в этом доме.

— Но всё-таки, неужели вы никогда не разговаривали с Саей? — спросила Сидзука.

— Да как тебе сказать… Когда дед приглашал нас к себе или мы приходили встретить деда, доводилось разговаривать. Но все обменивались с ней ничего не значащими приветствиями и других разговоров не вели. Иногда её видели в городе, где она делала покупки. Хозяйки с удовольствием болтали с ней. Она ведь слыла кем-то вроде народного целителя, кажется, её многие знали.

— Народный целитель?! — в изумлении пробормотала Сидзука.

— Она делала настои из лекарственных трав и давала людям, страдавшим болями в шее и просто плохим самочувствием. За это люди благодарили её мелкой монетой.

Сидзука попыталась соединить образ увиденной позавчера женщины с образом народного целителя, но это ей не удалось. Образ знахаря был овеян таинственным ореолом древности, совершенно не вязавшимся с увиденной ею молодой и чувственной женщиной.

— А нет ли фотографии Саи?

Такико ответила, что никаких фотографий нет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra Nipponica

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза