Дорога мертвеца. Руками гнева

Слон лежал на коленях и слегка ворочался. Его кожа скрипела, точно тесная обувь. Дыхание большого зверя было тяжелым.

— Вам все как обычно, мастер Сонни?

— А что, по-твоему, здесь недостаточно жарко?

— Здесь будет так, как пожелаете, мастер Сонни, но если хотите, чтобы было все как надо — должно быть жарко. Вы же знаете, что я дело говорю, так? — Так-то оно так… но здесь без шуток жарко.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, мастер Сонни. Мы должны успеть все сделать до того, как вернется мастер Буч. Он не из тех, кому эти спиритические штучки по нраву. Мастер Буч совсем не такой, как мы с вами. Ему если что и интересно, так деньги. Берите табурет и садитесь, а я скоро вернусь, мастер Сонни.

Сонни сел на табурет прямо, взгромоздил на него свой пышный зад, понюхал слоновье дерьмо и принялся изучать старое хоботное. Судя по виду этой твари, времени у нее на земле оставалось не так много, и Сонни хотел извлечь из этого остатка как можно больше мудрости.

Кожа слона была крапчато-серой, гораздо более морщинистой, чем даже у бладхаунда. Его бивни спилили несколько лет назад, и обрубки приобрели цвет спелых лимонов, разве что места спила потемнели до оттенка навоза. Глаза слона заскорузли от слизи, он редко вставал, даже если требовалось навалить кучу, поэтому бока его все были в дерьме, и мухи облепляли их этаким изюмом поверх глазури. Когда слон предпринимал слабую попытку согнать хоть какую-то их часть хвостом, мухи снимались всем сонмом, точно орда саранчи восьмой казни египетской.

Кэнди время от времени менял сено, на котором лежал слон, но не настолько часто, чтобы избавить стойло от вони. Несмотря на жару и на то, что сарай был сделан из жести и старого дуба, вонь цеплялась за постройку и слона, даже когда подстилка была свежая, а зверя обдавали водой из шланга. Но Сонни на вонь не жаловался: когда обращаешься к Богу, можно и потерпеть.

А слон был избранником Божьим, его проводником. Бог создал эту зверюгу точно так, как весь остальной мир, мановением величественной руки своей — в представлении Сонни, унизанной искусными перстнями. Но слону Бог поручил особый дар — что казалось Сонни справедливым, раз уж занесло бедного зверя в край крокодилов и ниггеров. этим особым даром была мудрость.

Сонни узнал об этом от Кэнди. Он решил, что раз Кэнди рожден от негров, приехавших из Африки, в слонах смыслит. Сонни рассудил, что любовь к слонам — как раз то знание, которое негры стали бы передавать друг другу на протяжении многих лет. Вероятно, передавали они и другие вещи, не такие важные — например, какая кость будет наиболее выгодно смотреться в носу, или как растянуть губу так, чтобы в нее поместилась деревянная плошка, делавшая тебя похожим на клятого Дональда Дака. Но правда о слонах — другое, хорошее дело.

Он еще больше убедился в этом, когда Кэнди сказал ему во время его первого визита к слону, что слон — вернее всего, его тотемное животное. Кэнди только взглянул на него и сразу это сказал. Сонни немного удивило, что негр вообще задумался о таких вещах — он казался ему простым старым работягой. На деле он и раньше нанимал Кэнди на работу — запарную и грязную, словом, такую, на какую и следует брать негров, но Кэнди оказался нерасторопен, почти открыто ленив, и в конце концов Сонни чуть не отказал ему в обещанной зарплате. Пусть два доллара — и те отработать нужно, а Кэнди своей работой едва ли что-то в принципе заслуживал; по правде говоря, у Сонни сложилось впечатление, что на старости лет Кэнди стал задирать нос и всерьез полагать, что заслуживает жалованья белого человека.

Но негр, хоть и был лентяем, кое-что смыслил хотя бы в слонах. Когда Кэнди сказал ему, что слон для Сонни — все равно что тотем, Сонни спросил, с чего ему это пришло в голову. Кэнди ответил:

— Вы — человек большой, слон тоже большой, и вы оба упрямые и мудрые, как старый Мафусаил. Да и с женщинами у вас полный порядок — как у самца-слона, так ведь? Не солгите Кэнди, отвечая, — Кэнди знает, что оно так.

Да, так оно и было. И единственный способ, которым Кэнди мог об этом узнать, — через духовную связь человека и тотема. И Сонни уверовал, что старый черный парень знает, о чем говорит, а не просто слова на ветер бросает.

Несмотря на то что женщинам Сонни нравился, он никогда этой фортуной не злоупотреблял — было бы не по-божески ему, проповеднику, злоупотреблять подобным. Кто-то другой, даже в серьезном церковном сане — возможно; а он, Сонни — никогда. Сонни знал, что правильно, а что — нет.

Однако на ум тут же пришла Луиза. Если Господь счел нужным даровать ему такое обаяние, как же вышло, что он связал свою жизнь именно с ней? Что у Господа было на уме? В душе Луиза была милой порядочной христианкой, но с лица — не женщина, а какой-то самосвал. Вот над кем резец Божий трудился не в полную меру.