Дорога мертвеца. Руками гнева

Док говорил, священные предметы вкупе с верой противостоят злу. Перехватив револьвер левой рукой, Преподобный правой выдернул из кармана Библию и ткнул ею в лицо индейца, мысленно (ибо язык и дыхание иссякли) вознося мольбы Господу.

От контакта с лицом индейца Библия вспыхнула, опалив правую глазницу и выжигая ее содержимое.

Индеец зарычал и отдернул голову, при этом Библия, пролетев по комнате, ударилась о ящик и упала обуглившейся кучкой страниц.

Из пустой глазницы индейца вился дымок, сам он странно расслабился. Улыбнувшись Преподобному, произнес:

— Маленький, маленький человек.

Его челюсти стали раскрываться шире и шире.

Все длилось мгновения, и большую часть этого времени Дэвид стоял точно скованный, но сейчас, сбросив оцепенение, с налету протаранил ноги индейца.

Небрежно, будто собачонку, которая пристроилась к ноге, индеец свободной рукой отшвырнул его, так что Дэвид кувырком отлетел к ящикам.

Тут же вскочил и вытащил из кармана перочинный нож. Раскрыв лезвие, вновь кинулся вперед и вонзил его в ногу индейца.

На сей раз индеец хватил его с такой силой, что Дэвид впечатался в ящик, медленно стекая по краю.

Сознание покидало Преподобного. Он видел, как перед ним раскрывался громадный рот и вырастали немыслимые зубы: зловонный дух смерти, поднимающийся из глотки, обволакивал его будто огромный ночной колпак.

Уже погружаясь во тьму, краем глаза он уловил слева крохотный солнечный луч, тонкий как игла — но луч света!

Едва ворочая головой, зажатой в чудовищной хватке, и скосив что было сил левый глаз, он разглядел веревку, удерживающую занавеску на окне.

Индеец был готов сомкнуть челюсти, когда левая рука Преподобного поднялась и прогремел выстрел — мимо, только зазвенело стекло, — следом второй, и пуля перебила веревку.

Тонкий клинок света ворвался и вырос, когда занавеска повисла сбоку, сделав черную комнату золотой.

Наверху лестницы зомби заверещали хором, свет окатил их не только снизу, из кладовки, но незаметно подобрался сзади. В истошной панике они заметались, ища убежища. Индейцу, чья голова склонилась для рокового укуса, свет ударил в лицо как дубиной. Он с воплем отшвырнул Преподобного, развернулся и огромными прыжками бросился вверх по лестнице. От его спины клубами валил черный дым.

— Преподобный, ты цел? — спросил Дэвид, помогая ему подняться.

— Вроде. Спасибо, что вмешался.

— Чего там. Вот это был выстрел!

— Точно, — сказал Преподобный. — Славный выстрел, а?

Он заткнул револьвер за кушак, и они медленно поднялись по ступеням.

Церковь была в огне. От солнца зомби вспыхивали, громоздясь на разбитые скамьи вдоль стен и распространяя пламя. В центральном проходе застыл индеец. Он тщетно пытался двинуться с места, его ноги плавились как восковые свечи, растекаясь в лужи вокруг сапог.

Индеец рухнул лицом вниз, раскинув руки.

Теперь церковь полыхала. Огонь взметнулся по стенам, достиг балок. Старая крыша угрожающе скрипела.

Дэвид и Преподобный бросились к выходу, перескочив через распростертое на полу тело индейца. Первым Преподобный. Дэвид вторым — и в этот миг рука индейца сграбастала его лодыжку, утянув на пол. На ходу обернувшись, Преподобный увидел: почерневшее, обугленное лицо индейца, разверстые челюсти, торчащие клыки — подобно чудовищной ящерице, индеец рванулся и вцепился Дэвиду в лицо.

Слишком поздно Преподобный прыгнул, пнув индейца в голову, которая рассыпалась, будто комок пепла, и зубы сгнившими леденцами просыпались в дымящиеся на окровавленном полу останки.

Едва собравшись с духом, Преподобный обернулся к Дэвиду, лицо которого перекосила гримаса ужаса. Он опустился рядом на колени.

— Плохо, — сказал Дэвид. — Мне конец. Убей меня.

Да, но где взять силы? Преподобному оставалось улучить момент и раскроить череп мальчика рукояткой револьвера — только рука не поднималась.

Обхватив Дэвида за пояс, он потащил его наружу, мимо пылающих скамеек и костров из останков зомби. Когда они спускались по ступеням, огонь полностью поглотил церковь, язык пламени метнулся за ними сквозь двери, норовя ужалить в спину.

Преподобный уложил Дэвида на землю возле ящика с трупом жены индейца.

— Силы уходят, — сказал Дэвид.

— Я… мне так жаль.

По щекам мальчика на ворот рубашки струилась кровь.

Еще миг — и рана задушит Дэвида, а следом он восстанет. Вернее, оживет оболочка, перед тем бывшая Дэвидом. Голод начнет терзать ее, и она будет готова грызть плоть и разносить индейскую чуму. — Во имя Господа, Преподобный — Джеб, не дай этому совершиться! — простонал Дэвид.

«Во имя Господа», — думал Преподобный, не в силах шевельнуться, точно скованный стужей. «ВО ИМЯ ГОСПОДА!» Вот уж кто поживится от этой несчастной плоти. Он обратил все, к чему я прикоснулся, в гнилье и тлен. Зло побеждено, но это горькая победа.

— Прошу, — повторил Дэвид.

— Ладно, сынок, — сказал Преподобный, заново чуя ноги. И начал осматриваться в поисках чего-нибудь тяжелого и острого, чем довершить дело.

Но не успел.

Дэвид закрыл глаза — и его дыхание прервалось.

Преподобный отступил на шаг, не спуская глаз с тела и надеясь, что с гибелью индейца зараза отступила.