— Заткнись, — оборвал помощник. — Этот малый, — кивок в сторону пленника, — звать его Билл Барретт, и он самое худшее отребье. Тут что еще — я не просто недоспал, а чуток ранен. Поцапались мы с ним. Не подлови я его — теперь здесь не сидел бы. Пуля только бедро расцарапала. Пришлось здорово повозиться: с десяток раз вмазал ему револьвером по башке, пока не уложил. Рана пустяковая, но кровь пару дней не унималась. И я ослаб. Так что, Преподобный, был бы рад твоей компании.
— Я обдумаю, — сказал Джебидайя. — Но вообще у меня свои дела.
— Но тут, кроме нас, и проповедовать некому, — сказал помощник.
— И не вздумай начинать, — сказал Хрыч. — При одной мысли о тех Христовых чудачествах у меня задница ноет. От проповедей хочется убить проповедника и самому зарезаться. На проповеди сидеть — все равно что голым задом в муравейнике.
— На данном этапе жизни, — сказал Джебидайя, — не стану спорить.
После этих слов повисла тишина, и помощник переключился на Хрыча.
— Как побыстрее добраться в Накодочес?
— Ну, значит, — ответил тот, — езжай дальше той же дорогой, что приехал. Миль через тридцать будет развилка, где повернешь налево. А там выедешь прямиком к Накодочесу, еще миль десять, только в самом конце нужно не пропустить поворот. Неприметный такой, и не вспомнишь, если сам не увидишь. Вся дорога, если не торопясь, займет пару деньков. — Мог бы с нами поехать, — сказал помощник. — Чтоб уж точно не заблудиться.
— Мог бы, да не поеду, — сказал Хрыч. — Верхом-то я уж не тот. Яйца ломит от долгой скачки. В последний раз посидел в седле, корячился потом над кастрюлей с соленой теплой водой. Час, не меньше, отмачивал муди, пока не смог в штаны влезть.
— Мне от болтовни твоей яйца ломит, — сказал пленник. — Впрочем, с распухшими мудями ты хоть раз на мужика стал похож, старый пердун. Так и ходил бы дальше.
Хрыч взвел курки дробовика.
— Как бы не пальнуть ненароком.
Билл только ухмыльнулся и откинулся, прислонившись к очагу. В тот же миг его швырнуло вперед, и Хрыч чуть было не разворотил его пополам, но опомнился.
— Верно, — сказал он. — Там горячо. Оттого и зовется очагом.
Билл устроился так, чтобы не обжечься о камни. Он с чувством сказал:
— Я отрежу помощнику его хрен, вернусь и заставлю тебя пожарить и съесть.
— Обделаешься, — ответил Хрыч. — Вот и все, что ты сможешь.
Когда страсти улеглись, помощник вновь обратился к Хрычу:
— Покороче дороги нет?
Тот чуть помедлил с ответом.
— Есть, да вряд ли вам сгодится.
— Это как понимать? — спросил помощник.
Не спуская глаз с Билла, Хрыч с недоброй улыбкой медленно опустил курки. Потом обернулся к помощнику.
— Есть еще дорога Мертвеца.
— Что с ней не так? — спросил помощник.
— Много чего. Поначалу звалась Кладбищенской дорогой, но года два как название поменялось.
В Джебидайе проснулось любопытство.
— Расскажи о ней, Хрыч.
— Не то чтобы я верил во всякий вздор, но историю об этой дороге я узнал, можно сказать, из первых рук.
— Ого, байка с привидениями, — сказал Билл.
— Постой, сколько мы выиграем, если срежем по ней путь в Накодочес? — спросил помощник.
— Примерно день.
— Черт. Тогда мне ехать как раз по ней.
— Поворот туда недалеко отсюда, но я бы не советовал, — сказал Хрыч. — Я в Иисуса не очень верю, а вот в разных призраков или вроде них… Поживешь в такой глуши — много чего увидишь. Боги есть разные, и такие, что ни к Иисусу, ни к Моисею никаким боком. Старые боги. О них болтают индейцы.
— Не боюсь я никаких индейских богов, — сказал помощник.
— Может, и так, — заметил Хрыч, — только сами индейцы тех богов не слишком привечают. Они старше всего индейского племени. Индейцы стараются с ними не связываться. Якшаются со своими собственными.
— Чем же та дорога отличается от прочих? — спросил Джебидайя. — И при чем тут древние боги?
Хрыч усмехнулся.
— А, Преподобный, захотелось испытать себя? Доказать, что твой Бог сильнее? Не будь ты проповедник, из тебя вышел бы хороший стрелок. Или ты как раз такой — проповедник-стрелок.
— Бог для меня не так много значит, — сказал Джебидайя, — но у меня есть миссия. Искоренять зло. Все, что видится злом моему Богу. И если те боги сиречь зло да на моем пути — я должен сразиться с ними.
— Вот уж где зло, не прогадаешь, — сказал Хрыч.
— Так расскажи о них, — повторил Джебидайя.
— Гил Гимет был пасечником, — приступил к рассказу Хрыч. — Гнал мед, а жил на обочине дороги Мертвеца, тогда еще Кладбищенской. Значит, что вела мимо кладбища. Старого, там еще испанские могилы — поговаривали, конкистадоры забрались в эти края, но не смогли выбраться. И нескольких индейцев там схоронили, вроде из первых принявших христианство. Ну там, плиты, кресты с индейскими именами — все как положено. Или имена смешанные. В этих местах такое не редкость. В общем, хоронили там кого попало. Земле все едино, какого ты цвета, потом всем суждено стать цвета грязи.