Они подошли к повозке. Решетка из толстых деревянных прутьев закрывалась на железный засов и большой висячий замок. Странно, что он не выломал засовы, удивился Преподобный, но тут же уяснил причину — узник был прикован к днищу клетки. Цепь продета в большое кованое кольцо, а с другого конца лодыжку бедолаги надежно удерживал железный браслет. Голову и лицо Норвиля покрывали ссадины, верхняя губа раздулась, из многочисленных ран сочилась кровь.
— Нельзя так обращаться с человеком, — сказал Преподобный.
— Твоя закуска обошлась ему в десяток лишних шишек.
— И то правда, — признал Преподобный Мерсер.
Глава 2
История Норвиля: дом под соснами
Шериф отпер замок, зашел внутрь и отстегнул браслет с лодыжки Норвиля. Тот выпрыгнул из клетки босиком, прошелся вокруг, поглядывая на небо и расправляя спину. Тем временем Джад проковылял к крыльцу, покопался под ним и выудил пару старых башмаков. Он швырнул их Норвилю, тот обулся и, подойдя поближе, оглядел Преподобного.
— Спасибо, что вызволил меня, — сказал Норвиль. — Я не спятил, просто видел то, что видел, но они и слушать меня не хотят.
— Оттого, что ты свихнулся, — хмыкнул Джад.
— Так что же ты видел? — спросил Преподобный.
— Пусть только заведет свою шарманку, мигом отправится назад в кутузку, — сказал Джад. — Уговор был: берешь его и проваливайте. Сдается мне, терпение наше на исходе.
— Как и терпение моего желудка, — ответил Преподобный Мерсер. — То мясо давно просится наружу. — Ну так займись своим желудком в другом месте. И забирай этого долбанутого.
— У него есть лошадь?
— А как же, твоя кляча, — ответил Джад. — Забирайтесь на нее и езжайте.
— Норвиль, идем, — сказал Преподобный.
— Так я не против, — откликнулся тот и поспешил следом.
Отвязав коня, Преподобный забрался в седло и протянул руку Норвилю. Тот пристроился позади и обхватил Преподобного за пояс.
— Руки держи повыше, — предупредил Преподобный, — или тебя найдут за городом носом в сосновых иголках.
— Да валите уже, — сказал Джад, направляясь к крыльцу.
— Не сказать, что я в восторге от здешних мест, — заметил на прощание Мерсер. — Однако, шериф Джад, чтобы ты не слишком обольщался, твоя персона волнует меня мало. Просто твой городок насквозь провонял, и его следует сжечь дотла.
— Убирайтесь, — буркнул Джад.
— Так и сделаю, но по своей воле.
Преподобный тронул коня, обернувшись на тот случай, если Джад надумает пальнуть ему в спину. Но беспокоиться не стоило. Джад нырнул в свою хибару, не иначе как за новой порцией жареной тухлятины.
Мили через три от города Преподобный решил сделать привал у ручья. Спешившись, пустил коня напиться. Пока тот утолял жажду, Преподобный снял седло, а затем отвел коня в сторонку — на что годен конь с раздувшимся брюхом? Следом достал из седельной сумки скребок и щетку и, как хороший пастырь, приступил к делу.
Норвиль сорвал травинку, пожевал ее, уселся под деревом и заговорил:
— Заметь, я в своем уме. Да, видел то, что видел. Но тебе я на кой сдался? Как, по-твоему, выходит, я полоумный?
— Мой долг — исполнять волю Господа. Не для утехи, но по его велению. Я гонитель тьмы и проводник света. Молот и наковальня. Опора и десница. Меч и орудие. Слуга Божий для исполнения его замыслов. Однако наши с ним суждения не всегда совпадают. И я скажу тебе так: он не Бог Иисуса, но Бог Давида, ветхозаветный Бог неистовых разорителей городов, истребителей людей и животных. Неизменно грозный и завистливый, и, если для того есть причина, мне еще предстоит ее узнать.
— Ну, я-то хотел узнать, спятил я, по-твоему, или нет.
— В жизни у меня одна цель — уничтожать зло. Притом, скажу тебе, зла вокруг хватает, а силы мои не беспредельны.
— Так… я, по-твоему, спятил, или как?
— Давай рассказывай свою историю.
— Ага, а как решишь, что я спятил, бросишь меня здесь?
— Нет. Сначала пристрелю, а там увидим… Шутка. Вообще с чувством юмора у меня туго.
Преподобный привязал коня, они сели вместе под деревом, хлебнули воды из походной фляги, и Норвиль начал рассказ.
— Папаня мой, как прихлопнул маманю из-за похлебки еще в Каролинах, снарядил фургон, взял меня с сестрой и отправился в Техас.
— Убил из-за похлебки?
— Прихлопнул на месте. Огрел по башке пучком репы.
— Пучком репы? Это как же?
— Ну, маманя собралась варить суп, репу сложила на стол, прямо с ботвой. Он хвать за ботву и как махнет. А там клубней семь было, здоровых. Так приложил, что мозги ей вышиб. К ночи она померла, прямо там, на полу. А нас он к ней не пустил. Сказал, мол, Бог не от репы ей смерть уготовил, не даст тому свершиться.
— Сказать по правде, Бог не так милостив… Отец убил ее на твоих глазах?
— Ага. Мне лет шесть было, сестренке четыре. Папаня ту репу терпеть не мог, даром что в супе. Сжег, значит, хижину с маманей внутри, и отвез нас в Техас. С тех пор я здесь, так и жил в центре штата. Примерно год назад папаня помер, а сестра подхватила хворь да так и не оправилась — кашель загнал ее в могилу. И решил я отправиться странствовать. — В твои годы, пожалуй, это нормально. Тебе сколько? Тридцать?