Дорога мертвеца. Руками гнева

Преподобный вновь обвел глазами толпу. Они привыкли считать, что повидали все, а теперь могли в этом не сомневаться. Преподобный направился к своему коню, который в суматохе опрокинул койку вместе с рудокопом, и подвел его обратно к бочкам. Перекинув поводья через доску, он обратился к буфетчику:

— Подержи его для меня.

— Да, сэр, — ответил тот и взял поводья.

— Вот и ладно, — сказал Преподобный. Подойдя к раненому, он спрятал револьвер в кобуру, наклонился и взял окровавленный брус. Потом заговорил:

— Полагаю, не стоит тратить лишнюю пулю, которая может пригодиться. К тому же, любезный, не таков ли ваш излюбленный метод?

Раненый закатил глаза и пустил кровавые пузыри. Кровь струилась по шее, растекаясь по полу.

Преподобный занес брус высоко над головой, одновременно приседая, и с размаху обрушил его на челюсть рудокопа. Хрустнуло, точно кто-то сел на фарфоровую тарелку. Преподобный изготовился снова, и на сей раз треснуло значительно громче.

Брус с грохотом упал на пол.

— Хватило и первого раза. Второй для пущей верности. Лишний раз дать вам понять, что со мной шутки плохи. Надеюсь, все уяснили?

Похоже, так и было. Из толпы закивали. Державшийся за член мужик с облегчением разжал руку.

Преподобный вернулся к бочкам и поинтересовался:

— Еда имеется?

— Ну, не так чтобы, — ответил буфетчик. — Бобы.

— Почем?

— Пять долларов.

— Пять долларов за миску бобов?

— Расхожая цена.

— Вот что, — сказал Преподобный. — Я не в настроении торговаться. Плачу полдоллара. Как мое предложение?

Поглядев в стальные глаза Преподобного, мужик кивнул:

— Справедливо.

— Прекрасно. Тогда верни мне поводья и неси бобы. Да, и сколько запросишь за фураж для коня? — Какая цена подойдет? — поинтересовался тот.

— Доллар, думаю, в самый раз, — сказал Преподобный. — И не сочти за труд, проследи, чтобы его напоили и чтоб он был в целости и сохранности. Я стану очень горевать, если его уведут. Ввергнусь в пучину горя, как библейский Иов.

— Я позабочусь о нем.

— Побудь его матерью, а он — жеребенком у твоей сиськи.

— Да, сэр. Именно так.

Употребив бобы и порцию выпивки, Преподобный вверил коня заботам буфетчика и решил пройтись. Но не добрался до двери, как конь громко пёрнул и оставил на полу дымящееся дерьмо. От вони защипало в глазах. Впрочем, различия с ночными отходами местных обитателей состояли лишь в количестве и степени свежести.

— Можешь убрать или оставить, — предложил Преподобный. — Выбор за тобой.

Снаружи дышалось чуть легче. Он посмотрел в сторону горы с зияющей пастью шахты и услышал за спиной шорох. В мгновение обернулся с 36-м наготове.

— Ух ты, — воскликнула толстуха в клетчатой рубахе, широких ковбойских штанах и старым кольтом за поясом. — Лишние дырки мне ни к чему, своих хватает. Одна, даром что пускает струи, вечно норовит мне подгадить. Как случится оказия, любой здешний горняк лезет ее опробовать. И плевать им, что я толщиной с борова и нрав у меня вздорный. Такой уж родилась.

— Не хули тело, коим наделил Господь.

— Похоже, он был навеселе, когда эдак меня осчастливил.

— Он не прочь порезвиться, — подтвердил Преподобный.

— Ты бы, мистер, поглядывал по сторонам. Видала я в салуне, что ты натворил.

— А я тебя не заметил.

— Хватило ума не высовывать нос с койки. Как тебя заприметила, враз поняла, что ты тот еще затейник. Там, внутри, многие водили дружбу с парой жирных уродов и не прочь заполучить твои стволы и шляпу. А как фитильки промаслят в твоей дырке — глядишь и прихлопнут. Короче, надо тебе делать ноги.

— Пусть попробуют.

— Понятно, ты у нас Джим Дэнди, но их много, а ты один.

— И с чего ты мне это рассказываешь?

— Двое тех уродов были мои кузены.

Преподобный нахмурился:

— Извиняться не стану. Они бы меня убили.

— Это как пить дать. Только горевать о них не стану, уж поверь. Не любила я их. Когда была маленькая, они меня трахали. Меня, собаку, коз, лошадей, маманю, даже, черт побери, моего старика. В общем, все, что видели. А тебе я талдычу, дружки их — те еще гады, почище клубка гремучников. Они будут мстить.

— Вот это некстати, мне других дел хватает.

— Ты вроде не горняк.

— Нет.

— С виду — проповедник.

— Так и есть.

— А по повадкам — нет.

— Признаться, большинство проповедников мало смыслят в религии. На деле ты игрушка Всемогущего, который так же милостив и любезен, как разъяренный барсук. Когда уяснишь это, поймешь, как себя вести. Не жди сочувствия от безжалостных тварей и сам их не щади. Помогай лишь достойным.

— А твой Иисус разве не велит прощать?

— Он — да. Я — нет. Мой удел — искоренять зло.

— Чего другого, а зла тут хватает.

— Верно, только, кроме зла мирского, есть зло из земель неведомых.

— В точку. — Толстуха указала пальцем на шахту. — Там что-то неладно. Так болтают, самой видеть не пришлось.

— Позволь узнать, а ты зачем здесь?

— Раньше готовила еду, на жизнь хватало. А как мясо, репу и разносолы подъели, все перешли на бобы, их любой сготовит. На что я теперь сдалась, кроме как для перепихона? Все только этим здесь и живут, желающих без меня хватает. В общем, собралась я уехать.

— Считаю, неплохая мысль.