Дорога мертвеца. Руками гнева

— Да и в шахту я полезть не прочь. По мне, все это россказни и нет там ничего, кроме серебра. Нарочно выдумали страшилки, чтоб ночами работать. Раз собралась туда затемно, слышу из шахты звуки, а по кустам вокруг вроде кто-то шныряет. Ну, думаю, следят за мной, пора убираться. А будь у меня партнер, ловкий с оружием и не трус, чего не попытать счастья? Там многих поубивали, так что не приведи Господь, а другие пропали. В одиночку там делать нечего.

— И как поубивали?

— Головы отгрызли — вот как. Или разорвали в клочья. Точно пса натравили.

— Что ж, леди, — сказал Преподобный, — в шахте кое-кто есть, да не те рудокопы, что ты вообразила. — Так ты собрался взглянуть?

— Пожалуй.

— А давай вместе, Преподобный? Я тебе пригожусь. Тут все хвосты поджали, твердят про мелкий народец, да брехня это. Там всего пара хитрожопых рудокопов решили отпугнуть других от серебра, а при них пес. Грязная уловка, Преподобный, в этом все дело.

— Все возможно, — сказал Преподобный.

— Слушай, тебе ночевать негде, так у меня найдется угол. Как говорится, все, что имею, но хоть за это не стыдно. Место, где схорониться. Там бобы есть и бобровое мясо, заплесневело слегка, да не беда, сготовим. И от тебя мне, кроме компании, ничего не нужно. Если что, ты мне прикроешь спину, а я — тебе, — глядишь, разживемся серебром.

Преподобный протянул руку:

— Что ж, леди, договорились.

— Я не леди, но договор подписан, — ответила она, плюнув на ладонь.

После, когда конь хорошенько подкрепился, они сели друг за другом и отправились вверх по горной дороге, петляющей между темных сосен. По пути Джебидайя размышлял, не слишком ли доверился толстухе, однако направлялся к своей цели. Как бы там ни было, он решил обследовать шахту и узнать, кто там притаился.

— Если все, как ты говоришь, почему люди здесь остаются? — поинтересовался он.

— Да полно таких, кто уехал. Которые остались, ждут, что расклад изменится, пока самим, значит, достанет духу пойти добывать серебро. Дни напролет об этом распинаются, а едва стемнеет, прячутся по норам, как кролики. Есть такие, кто наживается на горняках, им на серебро плевать. Прочие вроде меня слишком тупые, чтобы куда-то перебраться. И вдобавок — те, кто убивает, чтобы других держать в страхе, а самим по ночам работать в шахте.

— Выпивка в твоей норе найдется?

— Будет. Если без меня никто не поживился. Но там старина Бутч, пришлось бы сначала его пристрелить.

— Бутч?

— Да пес мой. Свирепый, будто волк с палкой в жопе. Меня, правда, слушается, разве что спину в ответ не почешет.

— А как тебя величать?

— Мамаша, благослови ее душу, перед тем как сбежать, нарекла меня Флауэр, с тех пор так и кличут. За то, что бросила, я на нее не в обиде. Папаша да и братья мои — просто дерьмо на подошве мира. Разве что капельку лучше моих дохлых кузенов.

Коню пришлось постараться, чтобы доставить к месту двойную ношу. Конечный пункт маршрута был скрыт за деревьями — только наметанный глаз мог заметить ведущую туда узкую тропинку и пещеру в скале, занавешенную одеялом, что поверху крепилось веревками, а снизу — деревянными колышками. Послышался собачий лай. Такой пес, судя по голосу, мог и бычка сожрать.

Когда они остановились, Флауэр спрыгнула с коня и предупредила:

— Ты побудь тут, пока я наведаюсь к Бутчу. Меня долго не было, и он, похоже, на взводе. Надо чуток его понянчить. Как все будет готово, я позову. Иногда, чтобы он подобрел, приходится ему подрочить.

— Ишь ты.

— Ага, он это любит, — ухмыльнулась Флауэр.

— Тогда закончи перед тем, как позвать, — сказал Преподобный.

Как только Флауэр скрылась за пологом, пес перестал гавкать. Прошло не меньше минуты, прежде чем она позвала:

— Заходи.

Преподобный привязал коня за ветки кустарника и, держа руку поближе к револьверу, прошел внутрь. В просторной пещере пахло Флауэр, старой стряпней и псиной. Громадный черный зверь с испещренной шрамами мордой и одним ухом уставился на него, будто дуло двустволки.

— Славный песик, — сказал Преподобный.

— Разве что когда при мне, а так тот еще крендель. Черенок кайла разгрызет быстрее, чем мы краюху хлеба. И носится как угорелый. Ни капли жира, одни мышцы.

— Сразу видно.

— Пока бояться нечего. Он успокоился и знает, что тебе разрешили войти.

— Так тебе пришлось?.. Ну, это…

— А, нет. Он был в отличном расположении духа. Хочешь его погладить?

— Что-то не хочется.

Губы Флауэр растянулись в широкой улыбке, открыв почерневшие коренные зубы. Придет время, они доставят ей хлопот.

— Что мне нужно, так это позаботиться о моем коне, — сказал Преподобный. — Не люблю оставлять его без присмотра.

— Был у меня раньше конь, я и место ему отгородила, и крышу построила. Загон так и стоит, можешь туда отвести. Это рядом, сразу за скалой, сбоку от моей норы.

Вечером пришло время поужинать, Флауэр развела огонь. Пещера наполнилась дымом — таким густым, что пришлось откинуть одеяло у входа. На ужин было жареное мясо бобра с вареными бобами. Здесь особенно стараться не пришлось: по пещере бежал маленький ручей, оставалось только набрать воды в котелок.