Дорога на Берлин

Салтыков тяжело вздохнул и, кряхтя, стал перелистывать лежащие перед ним бумаги. Лаудон бесстрастно сидел, поставив перед собой шпагу. Ивонин украдкой рассматривал его. Лаудону было на вид лет сорок пять; среднего роста, статный, он держался очень важно, почти никогда не улыбался. У него были серые глаза и красноватые волосы. Ивонин старался припомнить ходившие о нем толки. Шотландец родом, Лаудон двадцати пяти лет отроду поступил на службу в русскую армию и участвовал под начальством Миниха в войне с турками. Однако карьера его здесь не удалась, и в 1741 году он уехал в Пруссию. Там он предлагал свои услуги Фридриху, но тот отклонил его предложение. «Физиономия его не нравится мне», выразился король. Из Пруссии Лаудон поехал в Вену, был здесь принят на службу и вскоре стяжал себе славу первоклассного военачальника. Солдаты любили его за храбрость. С подчиненными Лаудон был очень строг, о войне без нужды никогда не разговаривал, предпочитая играть в шахматы или заниматься стрельбой в цель.

Размышления Ивонина были прерваны голосом Салтыкова:

— Хорошо! Я велю отходить на Кроссен, а тем временем испрошу повелений Конференции.

Лаудон поклонился в знак согласия и встал. Салтыков, кряхтя, тоже поднялся. Церемонно раскланявшись, генералы расстались.

— Секунд-майор, — обратился к Ивонину главнокомандующий, — наши разъезды обнаружили прусские форпосты у Лебуса. Всем известная скоропостижность Фридерика наводит на мысль о намерении его атаковать нас, пока мы не ушли еще с правого берега Одера. Посему отдай в приказе, чтобы наблюдали недреманным оком неприятельское движение. Особенно же пусть бдят за переправами ниже Франкфурта.

Ивонин удалился.

Предположения Салтыкова скоро оправдались. Пруссаки навели ниже Лебуса пять понтонных мостов и начали переправлять пехоту и артиллерию. Конница перешла Одер вброд. Сомнений больше не оставалось: Фридрих решил атаковать всеми своими силами русских.

Уходить было уже поздно, да Салтыков и не ушел бы. Он верил в стойкость русских солдат, он знал мощь своей артиллерии и бестрепетно ждал битвы. Он решился принять бой на той позиции, которую занимала русская армия, — у деревни Кунерсдорф, и тотчас начал инженерные работы. Тяжелые обозы были переправлены на левый берег Одера, в то же время особым приказом были задержаны в пути все обозы, шедшие к армии.

Вдоль всего Кунерсдорфского поля тянется с запада на восток цепь возвышенностей. Поперечными оврагами она разделяется на три отдельные возвышенности: Мюльберг, самую низкую из всех, Большой Шпиц и, наконец, Юденберг, командующую над всей местностью.

Армия Салтыкова расположилась на высотах, фронтом к Одеру; правый фланг ее был расположен на Мюльберге, левый — на Юденберге. Эта позиция была очень надежна; от фронтальной атаки защищал Одер, обход левого фланга был мало вероятен, так как здесь неприятелю приходилось сразу атаковать наименее доступный участок; обход же правого фланга хотя и был возможен, но в случае неудачи пруссаки могли быть отброшены в непроходимые болота.

И все же Фридрих, стремившийся одним ударом разрубить гордиев узел, уничтожить, если не совсем, то хоть надолго, «русскую угрозу», решился на обход правого фланга.

Первым узнал об этом Шатилов. Он был прикомандирован к Обсервационному корпусу князя Голицына, стоявшему подле Мюльберга, и, выехав в разведку, увидел, как текли полки Фридриха, заходя в тыл русской армии. Через час он прискакал с донесением в главную квартиру. Там находился в это время командующий войсками центра, генерал-поручик граф Румянцев.

Выслушав Шатилова, он тотчас поднялся.

— Хорошо, что не помешкали, капитан. Идемте со мной к главнокомандующему.

Салтыков выслушал новость также серьезно, но ничуть не встревожился и даже зевнул несколько раз, пока Шатилов делал доклад.

— Фридерик, вопреки собственным правилам, хочет играть азартно, — сказал он. — Он не верит, что мы побьем его козыри: ими он считает собственное искусство и обученность своих войск. А я так полагаю, что ему невдомек, сколь сильна русская армия в дефензиве и сколь опасна она тогда для нападающего.

Помолчав немного, он спросил:

— Петр Александрович! Как исчисляются силы наши и неприятельские?

— У него числим сорок восемь тысяч, у нас же сорок одну тысячу при двухстах орудиях, да еще Лаудонов корпус, восемнадцать тысяч с сорока восемью орудиями.

— Да, Лаудон… Что, по-твоему, делать, граф?

Румянцев встал и подошел к карте.

— Думается мне, ваше сиятельство, что у нас три выхода: либо самим атаковать неприятеля, либо немедленно отступать к Кроссену или к Познани, либо же — и это самое лучшее — дать бой здесь, где мы стоим.

— Хорошо, граф, — с улыбкой сказал Салтыков. — Надлежит только решить, какой ордер-де-баталии надлежит нам избрать. На новой позиции гора Юденберг особое значение получает: кто ею владеет, тот над всею округой властвует. Пусть неприятелю удастся захватить Мюльберг и Большой Шпиц, он все-таки не завладеет сей главной горой, ежели только мы сами не растратим силы наши в боях за второстепенные позиции. Посему…