Дорога на яйлу

– Почему? – с искренним недоумением спросила Эвелина.

Он открыл рот – и закрыл. Мда. Это следовало обдумать.

– Но… получается, в этом мире совсем позабыли про общественный договор? – наконец промямлил он. – А что же тогда говорят, что чиновники – слуги народа? Это же как раз из общественного договора… я сам слышал, что говорят!

– Какой, ты говоришь, договор? – с любопытством спросила девушка.

– Да любой можно взять! – рявкнул он, наконец превратившись в знакомого Эвелине бешеного подростка. – Хаммурапи Вавилонского! Абу Бакра, халифа арабского! Яна Цзяна, вершителя китайской империи! Люмера Царственного, наконец! Они все на одной основе составлены! Вам же страна в управление отдана лишь для того, чтоб прибыль народу шла! И отдана, между прочим, под залог ваших жизней! Ой, как здесь все запущено! Слуги отказываются признавать, что по договору наняты! Понятно, кто же хочет обязанности помнить… Ох, придется память кое-кому освежить! И не хотелось бы, а придется! Площадки, значит, ваши, а обязанностей никаких?! Ну-ну…

– Объявляешь нам войну? – с любопытством спросила девушка.

– Войну? Да я изо всех сил ее оттягиваю! – с горечью сказал он. – И надо бы воевать – да как побратимов уберечь? Отряд за отрядом – падают в ковыль… вся память моя – о смерти сотоварищей! Ночами накатит – криком захожусь, зубами скрежещу! И ведь не смерть страшит – незавершенность дел! Гибнет побратим – и всё, за что бился, мечтал о чем – более не в его воле! Так за что погибают? Чтоб некий потрясатель миров шагал железной поступью по всем временам и обращал в прах империи? А оно мне надо?! Ненавижу… а как по-иному?

– Ты мог бы по-иному! – вдруг пробормотала Эвелина. – Мог бы переделать легенду под вокал, и тогда моя роль была бы главной! И тебе всё бы дали. Но тебе захотелось выдвинуть своих: акробатку твою дистрофичную, Марусюка из помойки… Выдвинул? Ну что ж тогда обижаешься, что никуда не пускают? А директриса поначалу так на тебя надеялась, актовый зал отдала…

В глазах девушки мелькнула тень глубоко спрятанной боли. Видимо, она всерьез видела себя в потоке оваций – там, где сейчас по праву стояла отчаянно смелая Мила – акробатка, танцовщица, поэтесса и просто красавица.

Он представил, что Эвелина делает полусальто назад на голый дощатый пол: этакий неловкий дирижабль зависает величественно над сценой – а потом жуткий грохот, сирена скорой помощи, гипс от шеи до пяток… Он крутнул головой, избавляясь от видений, и печально усмехнулся. Переделать под вокал, то есть под дочку директора завода металлоконструкций? Для нее – очевидный шаг. Ожидаемый с уверенностью. И неважно, что потеряется очарование легенды, неважно, что будут утрачены риск и страх, отчаянность и буря чувств! Неважно, что потеряется всё! Зато – свой человек в лучах славы! Каковой, между прочим, тогда не будет. Но это никого не интересует! Тут ключевое слово – свой! Ради этого почему бы и не изуродовать великое творение народного гения? Не вместе – вместо…

Он глянул на девушку и вдруг понял: она до сих пор надеется! Вроде как повыпендривался Володя перед симпатичной акробаткой, но нарвался на грубую реальность жизни, вот-вот одумается и сделает, как положено в этом мире! И ведь искренне считает, что так и надо жить, и не докажешь обратного, хоть что говори…

Он смотрел на Эвелину и молчал. Девушка искоса следила за ним и ждала. Два чуждых мира стояли на асфальтовой дорожке около деревянной двухэтажки без всякой надежды на взаимопонимание. И это несмотря на то, что оба искренне уважали друг друга, ценили за талант и силу личности, что нравились друг другу, наконец!

Так что он усмехнулся грустно, пожал плечами да и пошел домой, тем более что около дома они и закончили разговор. Городок-то маленький, все близко…

– Поссорился со своей девушкой? – понимающе спросил отец, кивнув в окно. – Я видел случайно. Хорошенькая она у тебя в этот раз, спокойная… аккуратная такая, чистенькая. Мне понравилась. Ты с ней помирись лучше, нельзя таких обижать…

– Кто моя девушка? Она?! Падре, я тебя умоляю! Ее обидишь, как же… да она мне войну объявила вот только что – да еще от лица всего своего мира! Вот она сегодня скажет кое-кому кой-чего – и меня не станет! Запросто! А ты – подружка… да мы даже говорим на разных языках! Хоть бы ты, Творче, добавил в некую голову чуточку понимания жизни? А? Нет ответа…

Отец растерянно глянул в окно. Такая чистенькая, аккуратная – и представляет реальную угрозу для раздолбая-сына?! Он с сомнением поглядел на злобствующего сына – и успокоился. Детские игры, вот что это. У них, у детей, всегда так: и обиды всемирные, и любовь навеки, и вражда до смерти.

Санниэре – непонятный сын…