— Ее ни с того, ни с сего обуяла мысль, что я намерен признать ребенка.
— Похоже, она пытается принудить Ваше Величество принять такое решение. Не очень-то умно с ее стороны.
— Она гордится своим сыном, — сказал король, как будто оправдывая мадемуазель де Роман.
— Гордость может стать опасной. Может быть, это и плохо, что мадемуазель де Роман никогда не была в Версале. Здесь бы она научилась вести себя прилично. Ее поведение в настоящее время... несколько вульгарно, вы не находите?
— Ничего подобного не было до рождения ребенка, — сказал король. — Я думаю, во всем виноваты ее материнские чувства.
Маркиза не на шутку встревожилась. Король по-настоящему оправдывал эту женщину. Значит, она была для него больше, чем «петит метресс ».Он не думал расставаться с ней. Маркиза достаточно хорошо знала короля. Если мадемуазель де Роман станет просить его о чем-нибудь, когда у него будет подходящее настроение, он выполнит все, чего она ни пожелает.
Поразительно красивая женщина, не лишенная ума и знаний, мать ребенка, красота которого феноменальна... маркизе нетрудно было понять, что мадемуазель де Роман может занять ее место. Для этого у нее есть все необходимые достоинства.
— Меня всегда страшно огорчало, — сказала маркиза, — слышать, как простой люд склоняет ваше имя. Боюсь, что мадемуазель де Роман, ослепленная своей любовью к ребенку, дает, к сожалению, повод для этого.
Луи кивнул.
— Ваше Величество позволит мне объяснить этой женщине... дать ей понять, что она ставит вас в неловкое положение своими слишком настойчивыми просьбами и создает нежелательное мнение о ней самой и — что непростительно — о короле? Поверьте, Ваше Величество, я постараюсь сделать это как можно более осторожно. Думаю, лучше всего было бы, чтобы молодая женщина и ее ребенок на некоторое время покинули Париж. Они смогут вернуться, когда будут позабыты все эти сплетни.
Король в это время отвернулся от маркизы, залюбовавшись бассейном Нептуна.
Он очень любил свою прекрасную Мадлен. Он испытывал нежные чувства к ребенку. Но Мадлен очень изменилась после рождения сына и создала действительно несколько затруднительную ситуацию вокруг себя. Луи прикоснулся своей рукой к руке маркизы.
— Дорогая, я знаю, — сказал он, — что могу, ничего не опасаясь, передать это деликатное дело в ваши руки.
— Благодарю вас. Я предлагаю временно поселить мадемуазель де Роман в женском монастыре... не очень далеко от Парижа, так, чтобы вы, Ваше Величество, могли навещать ее, когда пожелаете.
— Мне кажется, это очень удачная мысль.
— В таком случае я займусь этим, и вам больше не о чем беспокоиться. У вас есть более важные и неотложные дела.
Мсье де Шуазель просил сегодня аудиенции у Вашего Величества. Он должен прибыть с минуты на минуту.
— Вот как? Значит, нам надо вернуться в Шато, — сказал король.
Мадемуазель де Роман накормила ребенка, и он уснул в своей колыбели, когда служанки пришли сообщить ей, что внизу дожидается посыльный из Версаля.
— Наконец-то! — воскликнула мадемуазель де Роман. — Это то, чего я ждала. Меня вызывают в Версаль. Ну что, не говорила я вам?
Она повернулась к спящему ребенку и поцеловала его.
— Я скоро вернусь, мое бесценное Высочество, — прошептала она. — Скоро и вы поедете в Версаль.
Мадемуазель де Роман сошла вниз по лестнице. Ее ожидал посыльный от короля. Он был не один, с ним пришло несколько королевских гвардейцев.
Мадемуазель де Роман удивилась этому, но, будучи ко всему готова, тепло приветствовала посыльного.
— Вам письмо от короля, — сказал ей посыльный.
Она взяла из рук посыльного и прочла его. Письмо ошеломило мадемуазель де Роман. Она перечитала его еще раз. Ослабев от испуга, мадемуазель де Роман почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, и села. Такого письма она не ожидала. Это было устрашающее письмо, одно из тех, о которых по всей Франции ходило столько противоречивых толков. Это был королевский указ об изгнании, означавший, без указания каких бы то ни было причин, отправку человека в ссылку или заточение в тюрьму — просто потому, что таково было желание короля.
И вот теперь король желал, чтобы она, мадемуазель де Роман, немедленно удалилась в женский монастырь за пределами Парижа и жила бы там, пока не получит предписания короля вернуться в свой дом. — Это, вероятно, какое-то недоразумение, - сказала она. — Письмо предназначено не мне.
— Вы мадемуазель де Роман?
— Да... я.
— Значит, письмо адресовано вам.
Казалось, она сейчас лишится чувств, и двое гвардейцев подхватили ее и усадили в кресло. В проеме двери показалась бледная, как мел, служанка:
— Мадам! — пронзительно крикнула она. — Они наверху... Но кто-то из гвардейцев прервал ее:
— Принесите что-нибудь, чтобы привести в чувство вашу хозяйку. Она в обмороке.