Дорога на Мачу-Пикчу

Сделал приглашающее движение рукой, показывая на потертый диван, но сам с места не сдвинулся. Подождал пока посетительница опустится на кожаные подушки и только тогда прошел за рабочий стол с компьютером и разложенными текстом вниз открытыми книгами. Ситуация таким образом была приведена к стандартной, в которой велись беседы с родственниками пациентов, только вот сам Павел Степанович был далек от своей лучшей формы. Боксом он никогда не увлекался, но теперь мог представить, что чувствует спортсмен, получив удар в солнечное сплетение. Ему бы очутиться в своей стихии, взойти на кафедру и прочесть врачам лекцию о синдроме критических состояний… Ситников поднял глаза на женщину. Как будто не знал, к каким последствиям это приведет. Вместо того, чтобы сразу перейти к делу, показал кивком головы на книжный развал:

— Заработался…

Господи, как же ему хотелось, чтобы Александра Николаевна улыбнулась, сказала, что и сама это видит, но к его словам она осталась безучастной. Сидела, плотно сжав губы, и ждала, что за этим последует. Ситников разозлился. На себя.: вместо того, чтобы расставить точки над «i», начал, вдруг ни с того, ни с сего, извиняться! Спрашивается: за что? За то, что сутки не отходил от кровати ее мужа?.. Черт подери, оказывается, она замужем! О муже-то он совсем и позабыл, хотя именно из-за него просил ее приехать. Такая милая женщина и вдруг замужем!..

В голове доктора все как-то разом перепуталось. Логика человеческого общения подсказывала, что говорить теперь должна Александра Николаевна, но та продолжала упорно молчать. Откуда у нее это спокойствие? — думал Ситников, закрывая без разбора книги и складывая их в стопку. — Чего она ждет? На что надеется? Что я могу ей сказать?..

Выпрямился, посмотрел на посетительницу:

— Рад вас видеть! Спасибо, что откликнулись на мою просьбу!

Рад?.. С чего бы это вдруг, да еще в таких безрадостных обстоятельствах! А спасибо за что? За то, что пришла навестить родного… а может они в разводе?.. — Павел Степанович попытался вспомнить, что рассказывала ему заплаканная секретарша, но так и не вспомнил. — В конце концов, какое мне дело!.. Только в том-то и беда, что дело было! И, как Ситников ни старался себя обмануть, не мог он этого не знать. Переложил с места на место бумаги. — Держится уверенно, хотя очень бледна и под глазами круги от усталости. О чем это говорит? Да не о чем! Разные в его кабинете случались посетители, унимать истерику сбегался, бывало, весь этаж, а такая вот выдержка попадалась не часто. Или это не выдержка, а равнодушие? Что-то я совсем запутался…

Павел Степанович почувствовал острое недовольство собой:

— Ну-с, Александра Николаевна, что вы хотите мне сказать?..

Такое начало разговора гостью явно озадачило, что, по-видимому, и входило в планы Ситникова. Она открыла лежавшую на коленях сумочку и снова щелкнула замком:

— Можно я закурю?

— Да, пожалуйста, — намеренно холодно улыбнулся Ситников, — если не возражаете, я составлю вам компанию…

Обогнув стол, он поднес к сигарете женщины зажигалку. Закурил и сам, но на свое место не вернулся, отошел в угол кабинета к умывальнику и оттуда, как бы с расстояния, посмотрел на посетительницу. Она чувствовала себя неудобно. Неловкость ситуации усугублялась тем, что доктор вел себя так, будто ждал от нее объяснения:

— Мне казалось… — начала она, пожимая неуверенно плечами, — я думала, вы пригласили меня для того, чтобы что-то рассказать или о чем-то спросить…

Как если бы соглашаясь с услышанным, Павел Степанович кивнул уже порядком поседевшей головой и улыбнулся, но как-то походя, словно мимолетная улыбка была частью некой процедуры. Качнулся с носка на пятку, как делал, наверное, еще в детстве:

— Хорошо бы!.. Хорошо было бы, если бы у меня нашлось что вам сказать… — не спеша подойдя к дивану, Ситников опустился на его потертые подушки, закинул ногу на ногу. Сцепил на колене пальцы. — Видите ли, Александра Николаевна… Впрочем, что, собственно, «видите ли»? Вы знаете, что произошло, а добавить мне к этому нечего! Ваш муж поступил к нам вчера вечером по скорой и до сих пор находится в состоянии глубокой комы. Словесный контакт с больным невозможен, реакция глаз на афферентную стимуляцию отсутствует, картина типичная…

— Извините, Павел Степанович, — перебила его Александра Николаевна, — но я узнала о случившемся только сегодня, незадолго до вашего звонка. Мне позвонил заместитель Глеба, Егоршин, и сказал, что тот в реанимации, но как все произошло толком не объяснил. А буквально через пять минут звоните вы и просите приехать. Вот!.. — пожала она, словно извиняясь, плечами. — Им было трудно меня найти, мы с мужем… нет, не в разводе, а как бы это сказать… Короче, я живу сейчас у подруги…