Дорога на Москву

– Как ты думаешь, зачем она везла в Минск порося? – спросил я отца.

– Кто? – вытаращился он на меня.

– Тётка из самолёта.

– Не знаю, – взял в руки стакан отец. – Люди часто такое могут учудить…

– Хоть стой, хоть падай, – согласился с ним Голенчик. – Мне тоже надо было оставаться в школе, а не в аспирантуру лезть. Сейчас жил бы в Ганцевичах, по грибы ходил…

Мне по грибы ходить не хотелось. Может быть, ловить рыбу, но это можно делать и на море.

– Море так море, – вздохнул я. – Может, и поступать надо в какой-нибудь Краснодар?

Отец и Николай Гаврилович непонимающе уставились на меня.

– Шучу, – усмехнулся я.

– Поступишь, – успокоил меня Голенчик. – Ты думаешь, здесь одни гении учатся?

– Я вообще институт экстерном кончал, – сказал отец. – Друзья по преферансу в Ганцевичах заставили. Не поступишь, сказали, в институт, не станем с тобой в карты играть.

– Ради этого не то что в институт – в академию рванёшь, – засмеялся Голенчик.

Взрослые допили остатки водки, и мы с отцом ушли из общежития.

– Поможет? – спросил я отца на улице.

– Обязательно! – выпучил он глаза. – У нас в Ганцевичах дал слово – держи.

В Ганцевичах уже давно не жили ни мы, ни Голенчик, но я отцу поверил.

3

На время вступительных экзаменов мне дали место в общежитии, которое располагалось на Парковой магистрали.

– Хороший дом, – сказал отец, когда мы по мосту через Немигу подошли к массивному зданию.

– Похож на сундук, – кивнул я.

Парковая была уютным бульваром, засаженным старыми акациями. Вокруг приземистого общежития возвышались высотные новостройки, одной из которых, как узнал я позже, была гостиница «Юбилейная». Через дорогу наискосок виднелся новенький Дворец спорта.

– Заселяйся и готовься к экзаменам, – строго сказал отец. – Какой у тебя первый?

– Сочинение.

– Ну, это ты напишешь, – похлопал он меня по плечу. – Если что, я у Васи.

– Ладно, – сказал я.

Я знал, что отец уже рассчитался в техникуме. Если бы не мои экзамены, он давно махнул бы в Хадыженск, но отцовский долг заставлял торчать в Минске. Ничего, зато повидался с братом, который недавно женился во второй раз.

– Тётя Мария не ругается? – спросил я.

– А что ей ругаться? – удивился отец. – Мы с Васей не скандалим. Он уже и пьёт меньше.

Я знал, что дядя Вася мало пить не умеет, однако промолчал.

В комнате, куда меня привёл комендант, за столом, застланным большой географической картой, сидели два здоровых мужика в спортивных штанах и майках и играли в карты.

– Третьим будешь? – спросил один из них.

– Не играю, – соврал я, засовывая под кровать чемодан с вещами.

– Так и мы не играем, – вздохнул он. – Куда поступаешь?

– На филологический.

– Где девок много? – оживился второй. – Это правильно. Может, и нам туда, а, Коля?

– Договорились на географический, значит, на географический, – буркнул Николай. – У тебя одни бабы на уме.

– А что бабы? – подмигнул мне его напарник. – Если бы надо было выбирать между жратвой и бабами, я бы сначала их выбрал.

Я мысленно согласился с ним.

– Отставить баб! – сказал Николай. – Где эти хреновы Соломоновы острова?

Стукаясь лбами, они стали водить негнущимися пальцами по Атлантическому океану.

Я поднялся с кровати и показал, где находятся Соломоновы острова.

– Ты, может, и Каймановы знаешь? – покосился на меня Николай.

Я показал Кайманы.

– Видал, Лёха? – отодвинулся вместе со стулом от стола Николай. – Это тебе не за бабами бегать.

– Любую страну можешь показать? – спросил Лёха.

– В принципе да, – сказал я.

– Ну и чего ты на филфак попёрся?

– Так ведь баб много, – напомнил я.

– Ну да…

Географы пялились на меня, как на обезьяну в зоопарке.

– После армии поступаете? – сменил я пластинку.

– Конечно. А ты, значит, сразу после восьмого класса? – ухмыльнулся Николай.

Он наступил мне на больную мозоль. Ни статью, ни габаритами я не дотягивал до университетского абитуриента.

– Ничего, были бы кости, мясо нарастёт, – утешил меня Лёха. – Толку, что мы по Чехословакии на танке гоняли.

– Чехословакию я с закрытыми глазами покажу! – развеселился Николай. – Про интернациональный долг, выполняемый советскими военнослужащими, слыхал?

– Слыхал, – сказал я.

Я действительно знал, что наши войска вошли в Чехословакию для наведения там конституционного порядка, но смутно догадывался, что не все этому в Чехословакии обрадовались.

– И что слыхал? – продолжал допрос Николай.

– Наводим. Правда, «Голос Америки» про бунты передавал.

– Ты слушаешь «Голос Америки»? – изумился Николай.

– Иногда.

Я сел на кровать и стал рыться в чемодане. Этот разговор мне уже не нравился.

– Да ладно, мы сами слушаем, – пришёл мне на помощь Лёха. – Но мы этих засранцев даже пальцем не тронули. Их немцы давили.

– Немцы кого хочешь научат, – кивнул Николай. – А из чехов какие партизаны? Дерьмо.

– Наш танк на мине подорвался, – вспомнил я.

– Никто его не подрывал! – уставился на меня бешеными глазами Николай. – Вывели на дорогу детей и перегородили живым щитом. Танк из-за поворота выскочил – а тут дети. Какой-нибудь немец и не подумал бы тормозить. А наш свернул в сторону и в пропасть. Теперь понял, что такое интернациональный долг?

– Понял, – сказал я.