Отец понял намерения мамы, его тоже беспокоило экзальтированное состояние дочери, что могло отрицательно отразиться на ее психике. Он согласился с предложением жены, направился на кухню за аптечкой, поддерживая разговор.
— Женя, я думаю, вам надо лететь через Москву. Раньше, я знаю, были рейсы в Крым с посадкой в Ростове. Был и прямой до Ростова. Сейчас трудно сказать.
— Я тоже так думаю, но давай выясним, может быть, есть и прямой? Мне надо быстрее попасть к Борису. Я чувствую его тоску, я видела его во сне, ему нужна моя любовь, в которой он сомневался. Но он сомневался напрасно. Я приеду, и у него откроется второе дыхание, моя любовь для него станет эликсиром жизни! Как только мы возьмем билеты на самолет, сразу же дадим ему телеграмму, он ждет! — торопливо продолжала Евгения.
Отец подошел к ней со стаканом воды.
— Женя, выпей, пожалуйста, успокоительное, ты не в меру возбуждена.
— Ничего не надо, это проснулась спящая любовь к Борису, она бурлит во мне, и как гейзер вырывается наружу, а ты хочешь ее успокоить снотворным. Нет уж, папочка, вот соберусь в дорогу, тогда выпью. — Евгения отстранила стакан. — Ты лучше позаботься о билетах, позвони в справочное.
— Я сейчас схожу к соседям, и все выясню. А вы тут укладывайте вещи в чемоданы. — Рябуша ушел и вернулся минут через десять.
— Есть прямой рейс два раза в неделю. Это самый наилучший вариант. По своим каналам я достану два билета на послезавтра.
— Но это долго, через Москву быстрее.
— Что ты, дочка. Прямой самолет надежнее. В Москве можно застрять на пару дней. И спокойнее: сел дома, вышел в пункте назначения. Я знаю Ростовский госпиталь, я там бывал и расскажу, как вам добраться до него.
— Папа правильно говорит, — поддержала мать.
— Решено, летим прямым. Доставай билеты.
— Если ты себя хорошо чувствуешь, я поеду сейчас же.
— Если ты отложишь, это и будет моей пыткой.
— Все, я еду, вот только выпью стакан воды. Давайте ваши паспорта, пенсионное удостоверение мамы, ей положена скидка. Кстати, где наши сбережения?
Мама вынула из глубины антресоли пакетик с деньгами и передала мужу.
— Здесь хватит на дорогу, но где взять на проживание? Ах, если бы дали в кредит.
— Мама, у меня тоже кое-что есть. Даже в долларах.
— На первую неделю вам хватит этого, затем я оформлю кредит, я же работающий пенсионер! Деньги, о которых говорится в телеграмме, надо получить и вернуть Валентине Александровне, — сказал отец. — Все, я поехал.
Рябуша скрылся за дверью, а мать с дочерью продолжили сборы.
— Меня теперь, мама, ничто не заботит, как выполнение долга перед Борисом, перед этим святым человеком. Он пронес любовь ко мне через время, и я отвечу ему взаимностью. Это так прекрасно!
— Да, Женя. У нас с папой все было взаимно и глубоко сердечно. Мы прожили с ним душа в душу. Нам не хватает только твоего счастья, и если ты его обретешь с Борисом, мы будем на него молиться. Мы отдадим ему самое дорогое, что у нас есть — тебя.
— Спасибо, мама, за поддержку. Что берем с собой?
На четвертые сутки утром, придя в госпиталь, Валентина Александровна направилась к почтовой этажерке, что стояла в просторном вестибюле, зажатая с двух сторон торговыми лотками вытянутыми вдоль глухой стены, перебрала в ячейке на букву «П» письма и телеграммы, надеясь на ответ Евгении. Его не было.
Первое, что спросил после приветствия мамы Борис, это о почте, и, услышав отрицательный ответ, посерел лицом, словно на него стряхнули тяжелую гранитную пыль.
— Боря, прошло очень мало времени. Собраться и приехать сюда не просто, — пыталась смягчить молчание Евгении мама, будто вопрос поездки решен в их пользу. — Надо набраться терпения. Давай примем утренний туалет, умоемся и позавтракаем. Я в заводской столовой напекла утречком пирожков, правда, тесто немного перекисло, магазинное. А так ничего получились, начинка из яблочного повидла, творога и картошки.
Валентина Александровна ухаживала не только за своим сыном. Она протирала лицо влажным полотенцем всем четверым тяжело раненым офицерам, которые были еще прикованы к кровати. Часто появлялся Бакшин, количество бинтов на голове у него уменьшилось, и Василий был доволен своими болячками, которые заживали на нем, как на собаке. Он помогал раненым справлять нужду, вот и сейчас в руках у него были пустые судна.
— Доброе утро, Валентина Александровна, — сказал он, широко улыбаясь, — мы тут с мужиками кое-что уже проделали, теперь умоем их и за завтрак.
— Доброе, Василий, — ответила Валентина, — что бы они без тебя делали? У меня пирожки в сумке, больше двух десятков. Сегодня утречком напекла. Боря их так любит.
— Еще бы, горяченькие?
— Да, я завернула их, чтоб не так остыли.
Вдвоем они быстро умыли раненых, и мама раскрыла сумку: оттуда пахнуло домашней кухней. Кроме пирожков в сумке стоял большой китайский термос со свежезаваренным травяным чаем, и вскоре аромат его разлился по палате. Борис мертвенным взглядом следил за приготовлением завтрака и, щадя маму, через силу съел два пирожка, Василий — четыре, по три — остальные, хваля Валентину Александровну за стряпню.