Дорога на плаху

В одиннадцатом часу в палату пришел лечащий врач для осмотра раненых. Валентина Александровна ушла смотреть почту.

— По-прежнему тоска в глазах, молодой человек, она поразит тебя, как гангрена, — выговаривал он Борису. — К тебе же приехала мама и шанежек напекла, ничего вкуснее я не едал.

Борис вымученно улыбнулся.

— Вы правы, док, мама у меня искусница.

— Так пожалей свою маму, ты мужественный человек и должен сам своим видом ободрять маму, которая, глядя на тебя, извелась. Похудела, поблекла.

— Док, я исправлюсь.

И тут, как гром среди ясного неба, мамин голос:

— Боря, она прилетает сегодня, вот телеграмма! — мама стояла в дверях. Доктор глянул на Бориса и увидел, как в глазах раненого полыхнула радость, и ему все стало ясно. «Вот главное лекарство: она прилетает сегодня!»

— Желаю радостной встречи, — сказал док, и удовлетворенный перешел к следующему пациенту.

Подошла мама с телеграфным бланком в руках, и в глазах Бориса навернулись слезы счастья.

— А вдруг она меня не примет такого? — высказал сомнение Борис.

— Что ты говоришь, сынок! Человек, переживший личную трагедию, никогда не захлопнет сердце перед болью друга.

— Но мне нужно не сострадание, а большее!

— Сынок, ты потерял ногу, но не сердце, а оно у тебя осталось прежнее, как, надеюсь, и у Евгении.

— Спасибо, мама, ты настоящий друг, — глаза у Бориса засверкали огоньками надежды. — Мне бы привести себя в порядок, побриться, а то ведь стыдно, как опустился!

— Конечно, я принесу все для туалета, даже попробую вымыть тебе голову.

— Это было бы здорово! Я пропах потом и лекарствами. Какова теперь стала Евгения? — Борис волновался, и перемена в его настроении передалась маме, соседям по койкам, которым тоже наскучило уныние с безрадостной перспективой будущего. Они тоже зажили волнением своего товарища по несчастью, принялись прибирать свою внешность.

Пришел Бакшин и удивился перемене в настроении друга.

— К нему невеста сегодня приезжает из Омска, — громко проинформировали его соседи.

— Вот это правильно, — заулыбался Бакшин и разразился словоохотливостью, которая за ним сильно-то не наблюдалась. — Я сразу же предлагал ему вызвать Евгению. Давай, мой друг, я помогу тебе побриться. Это же, какое приятное дело, бриться перед встречей. Я в свое время, идя на свидание, непременно брился лезвием. Чище и краше выглядишь. Запах одеколона дольше держится. Да-да. Эх, как новая копейка будешь сверкать!

— Нет, прапорщик, как новый юбилейный рубль! — не согласился сосед по койке. — А это посолиднее.

— Пусть будет так, — согласился прапорщик. — Я бы пожелал ему на золотой червонец.

Через час Борис выглядел куда приятнее, глаза его, к всеобщему удовольствию, заблестели, на матовом лице появился легкий румянец.

Евгения вошла в палату как ангел красоты и нежности. Походный брючный костюм серого цвета отчетливо рисовал ее стройную фигуру, строгая, но элегантная прическа, открытые и яркие голубые глаза, в которых смешались тревога, радость и доброта, поразили воображение не только парней, лежащих в палате, но и самого Бориса, рисовавшего себе несколько иную Евгению, все еще с грузом прошлых потрясений. Теперь он увидел раскрепощенного человека, сильного духом, способного на самопожертвование. Особенно пленила в ее облике новая черта — величественная гордость, скорее всего за свою миссию, за то, что она нужна человеку тяжело страдающему от ран, взявшуюся переложить на себя часть его мучений.

— Боря, я так рада тебя видеть, я так счастлива встречей с тобой! — Она подошла к кровати, присела на край и поцеловала его в воспаленные губы.

— Евгения! Как же долго я тебя ждал! — Он привлек ее к себе здоровой рукой, обхватив за шею, почувствовал, как волна огромной жизненной силы хлынула в него, заполнила все его клеточки, сердце застучало громче и чаще: «Это любовь, это любовь, это любовь! Любовь спасет жизнь!»

В палату несмело вошла Наталия Михайловна, тревожным взглядом окинула помещение и, увидев нежные и искренние отношения своей дочери и Бориса, прослезилась, обняв шедшую следом за ней Валентину Александровну.

— Я уверена, они будут счастливы! — сказала Наталия Михайловна. — А это для меня все!

— Дай-то Бог! — откликнулась Валентина.

— Боря, милый, скажи мне, что с тобой случилось, ты так исстрадался, я знаю, тебе без меня плохо. Теперь я с тобой, и ты быстро поправишься, встанешь на ноги, — говорила Евгения со слезами на глазах, не видя никого и не слыша, кроме одного дорогого человека.

— Евгения, я вынужден тебя огорчить, встану я только на одну ногу. Ты должна это знать с первой же минуты, — голос у Бориса зазвенел, как натянутая струна.

— Это для меня ничего не меняет, милый мой. Помнишь, как ты вытащил меня с того света и болота? Мне стало известно все о моем прошлом… — Евгения в упор смотрела на Бориса.

— Евгения, ты получила досье? — ужаснулся Борис.

— Да, но это ничего не меняет. Я все знаю о себе, и прошлое меня более не страшит. Но не это теперь главное — твое здоровье. Оно также драгоценно для меня, как и для тебя.

— Без тебя оно ничего не стоит!