Дорога на плаху

— Валя, как же я рассчитаюсь, мне так неудобно перед тобой. Ах, какие люди? — терзалась новая знакомая Петраковой, поднимаясь на третий этаж гостиницы.

— Это обстоятельства, они всегда выше нас. У человека способности ограничены, на совесть ничего не купишь, а продать ее можно, а тут представилась возможность заработать. Вот человек и выжимает все из обстоятельств.

— Сколько я делала бескорыстно добра людям, Валя!

— Согласна. Но вы не были захлестнуты рынком горя, оно тиражируется и тиражируется и для многих это уже не событие, вызывающее душевные страдания, а источник дохода. Мой сын уже дважды побывал на краю жизни, и рынок горя глубоко в сердце всадил мне свои омерзительные когти. Я постоянно ощущаю их. Пусть эти сто рублей будут моим лекарством. Так что о долге забудьте.

Женщины вскипятили воду, заварили чай, перекусили бутербродами и улеглись отдыхать.

XXI

Отследить бандероль с досье на Евгению Кузнецову не удалось. Евгения получила ее вместе с тревожной телеграммой из Ростова. Она расписалась в тетради почтальона, и пробежала глазами телеграмму. В ней сообщалось:

«Борис тяжело ранен. Хочет вас видеть. Деньги на самолет высланы. Адрес: Ростов, военный госпиталь. Петракова».

— Мама, мама, какой ужас! Борис тяжело ранен! Сколько же времени меня будет преследовать злой рок! — вскричала несчастная Евгения, кладя бандероль на стол. — Послушай, что пишут в телеграмме! — она читала, а крупные слезы неудержимо катились по ее щекам.

— Милая ты моя! — мать, постаревшая и поседевшая за последний год, но все еще со следами былой красоты, обняла Евгению, усадила на диван, пристроилась рядом, взяла из рук дочери телеграмму и уставилась на строчки бланка, невидящими глазами, наполняемые слезами. — Я не нахожу слов. Какое несчастье, какой хороший человек поплатился здоровьем из-за чужих интересов! — И видя порыв дочери, то, как она решительно глянула на часы, заголосила:-Куда же ты одна, там так страшно? Ты такая молодая, неопытная, доверчивая, тебя могут украсть бандиты, превратят в рабыню, потребуют выкуп!

— Мама, я поеду. Вот дождусь папу и поеду. Это мой долг. Он нуждается в моей помощи, в ласке. Он меня любит. Я обязана отдать ему свою жизнь. Это Божеское предначертание! Мама, это моя звезда! Я вижу свой путь к нему! Борис жив, может быть даже калека, там столько мин, но я спасу его своей любовью. Что там в бандероли, посмотри, может быть, от него. Мне некогда, я буду собираться.

— Я поеду с тобой, Женечка, — сказала мама, беря бандероль.

— Хорошо, если тебя отпустит папа.

— Он отпустит, он знает, как я тебя люблю и желаю счастья, — мать пошла за ножом на кухню, чтобы вспороть плотную обвертку бандероли.

— Что там, мама, от Бориса?

— Сейчас, дочка, вскрою, — мать осторожно разрезала бумагу.

Евгения решительно вытащила большую вещевую сумку из шкафа, остановилась, думая, что же брать в дорогу.

— Ну что там в бандероли? От него?

Мать развернула бумагу и увидела копии каких-то вырезок из газет, она не знала их содержание, но хорошо помнила наказ мужа, чтобы ни в коем случае Евгении не попали в руки публикации Красноярских газет по ее делу. У несчастной женщины затряслись руки. Мать, едва не падая в обморок, стремительно подняла подол платья и сунула все под резинку панталон. Она едва успела выдернуть назад руку, как на кухню вошла Евгения.

— Ну что ты молчишь, мама? Где содержимое пакета? — спросила дочь, недоуменно поглядывая на оторопевшую и побледневшую мать.

Та, как рыба, беззвучно открывала и закрывала рот. Евгения, подозрительно глядя на мать, прошла к столу, на котором лежала разрезанная обвертка бандероли, взяла ее и увидела свои фото в анфас и в профиль, те, которые были в ее деле, небольшие и невыразительные. Они лежали сверху любимой ею, Анатолием и всей семьей фотографии, сделанной сразу после свадьбы. Евгения была тогда так счастлива, так счастлива, что не видела вокруг себя никого, кроме Анатолия. Это счастье и было отражено в ее глазах на портрете.

— Что за фокусы, кто это надсмехается? Не Анатолий ли? И это все?

— Да, Женечка, все. К чему бы это? — ухватилась за спасительные фотографии мать.

— Странно, если не сказать большего. И все-таки, в бандероли было еще что-то, ты, пожалуйста, не скрывай от меня, покажи, — Евгения подозрительно посмотрела на руку мамы, которой она придерживала засунутые под подол документы. — Что у тебя там, ты что-то прячешь?

— С чего ты взяла? — Мать похолодела от возможного разоблачения, убрала, деревянную руку с живота, давая понять, что ничего там нет, но Евгения внезапно схватила за слегка выпирающую шишку и почувствовала под рукой бумагу.

— Мама, немедленно покажи мне все, что ты спрятала! — гневно проговорила Евгения. — Это касается Бориса?

— Нет! — в отчаянии воскликнула мать.