Дорога на плаху

— Любопытно, любопытно! — Генерал бывал свидетелем, как его холостые сыщики в ходе расследования находили свою судьбу в среде жертв преступления или косвенных участников трагедий и драм. Он не был сторонником такой связи. Но никогда не вмешивался в отношения молодых людей, и теперь он не мог ничего сказать определенного. Пусть события развиваются своим путем, он не будет мешать, а просьбу, если какая-то возникнет у Бориса, выполнит. — Коль вы считаете, что мое внимание пойдет на пользу парню, то сегодня в обеденный час я выкрою полчаса времени и навещу его.

— Пожалуйста, будем ждать.

Когда подошло время, Сергей Петрович поехал в больницу. В торговом павильоне купил две упаковки натурального яблочного сока, апельсинов и в сопровождении лечащего врача, средних лет человека, с живыми, смеющимися глазами прошел в палату к Борису. Увидев его, парень широко заулыбался и готов был вскочить и козырнуть ему, но прошло всего лишь два дня, как его вытащили с того света, и он был в состоянии только шевелить губами и правой рукой. Борис был бледен, глазницы почернели и провалились, но в них блистала жизнь.

— Здравствуй, сынок! — сказал с подъемом генерал.

— Здравия желаю, Сергей Петрович, — ответил раненый. — Как я вам рад!

— Ты не можешь представить мою радость видеть тебя живым. Я смотрю, ты держишься молодцом, — ставя на тумбочку пакет с покупками, говорил генерал, глядя то на больного, то на врача.

— Худшее позади, — не без гордости подтвердил хирург. — У него был всего один шанс — его могучие жизненные силы.

— Плюс руки и скальпель хирурга, Виталий Николаевич, — тихо сказал Борис.

— Не без этого, молодой человек, — ответил Виталий Николаевич, — иначе грош нам цена. Я удаляюсь, с вашего позволения, на четверть часа.

— Спасибо, доктор.

Как только дверь за хирургом закрылась, а Климов уселся на стул, Петраков вопросительно глянул на генерала.

— Костячного взять живым не удалось. Во время захвата его пристрелил афганец, твой должник. Он арестован. Улика, которую ты добыл, едва ли не ценой своей жизни, не пропала, и сыграет свою роль. Теперь у нас есть ответы на все вопросы. Но, я думаю, тебя больше всего волнует дальнейшая судьба Евгении?

— Не могу не признаться, Сергей Петрович. Я все время думаю о ней, — смутившись, сказал Борис, не отводя взгляда от генерала. — Кто будет писать по ее делу обвинительное заключение? Она не виновата, — тихо закончил Борис, и генерал увидел в его глазах тревогу за судьбу женщины, на долю которой выпало столько горя, которое в одиночку вынести и победить невозможно.

— Ты будешь писать, сынок. Поправишься и напишешь. Только ты и я, правда, еще, думаю, афганец знаем ее тайну. Непредвиденная смерть Костячного поможет удержать жуткую историю в наглухо захлопнутой папке, иначе девушку можно потерять.

— Спасибо, Сергей Петрович, — благодарно произнес Борис, закрывая глаза, на которых блеснули слезы.

— Я думаю, это наш с тобой человеческий долг и долг офицеров, — по отечески тепло говорил генерал. — У тебя, сынок, есть какая-нибудь просьба?

— Я бы хотел увидеть Евгению, — несмело сказал Борис, — но как найти повод.

— Я попробую устроить. Рябуша и Евгения придут к тебе с радостью. Кстати, тебе положена сиделка, как во всем цивилизованном мире. Тем более что твоя охрана сегодня снята. У меня все, сынок, выздоравливай и — в строй. Я тебя жду. До свидания. Пей сок.

— До свидания, Сергей Петрович, и спасибо за заботу.

Борис спал, когда в палату ранним вечером осторожно вошли Наталия и Константин Рябуша.

— Вам не повезло, — больной спит, — как сквозь вату услышал он голос медсестры и открыл глаза. Перед ним стояли в растерянности незнакомые пожилые люди.

— Вы супруги Рябуша, — догадался Борис, ища глазами третьего человека, которого больше всего хотел видеть. — Присаживайтесь, я проснулся.

— Да, мы отец с матерью Евгении, — сказал мужчина. — Нам звонил помощник Сергея Петровича и сказал, что у вас есть для нас хорошие вести.

— Совершенно верно, но я хотел бы сказать об этом лично Евгении.

— Она не смеет показываться вам на глаза.

Искреннее разочарование блеснуло в глазах молодого человека.

— Жаль. Но ей нечего меня стесняться. Она ни в чем не виновата.

— Вы так думаете?

— К такому выводу пришло следствие под руководством генерала.

Усевшийся было на стул Рябуша, сорвался с места и бросился в коридор.

— Женя, Женечка, молодой человек, Борис Петраков лично хочет тебя видеть и сказать очень важное и радостное решение. Пройди в палату. Я очень прошу!

Евгения, одетая в белый больничный халат, несмело вошла в палату.

— Здравствуйте, Борис, — сказала она, ослепляя его грустной синевой своих глаз. — Как вы себя чувствуете?